Фильм

Мейнстрим

Первое достойное кино о видеоблогерах

Фрэнки (Майя Хоук, 22-летняя дочка Итана Хоука и Умы Турман) — официантка в лос-анджелесском задрипанном баре, где по вечерам разыгрывают безвкусные сценки и чудовищные фокусы. Она ждет принца, не замечая его в коллеге-бармене Джейке (Нат Вулфф) и ищет себя, снимая на телефон все что придется. Однажды Фрэнки видит несчастного парня по имени Линк в ростовом костюме (Эндрю Гарфилд) и просит его отреагировать на картину, висящую по дороге в общественный туалет. Тот неожиданно разражается прекрасно поставленным монологом о современных нравах, который становится популярным на ютьюбе, и даже апатично-восторженная Фрэнки понимает, что напала на золотую жилу. Она быстро берет Джейка в сценаристы и делает из Линка звезду новых медиа, не подозревая, к чему это может привести.

«Мейнстрим» поначалу стилизован под немое кино. Авторские ремарки, иронически подчеркивающие незамысловатость сюжетной завязки, которую мы, конечно, уже сто раз видели (последнее переосмысление сюжета о гонке за успехом в Городе Ангелов мы наблюдали, наверное, в «Ла-Ла Ленде»), появляются на фонах, знакомых сегодня больше по смешному стикерпаку в телеграме. Но все это только для контраста: 33-летняя режиссерка Джиа Коппола, внучка Фрэнсиса Форда, вовсе не страдает от ностальгии по кино прошлого. Это ее второй полный метр после «Пало-Альто», нежной элегии о школьных годах чудесных и подростковом сексе. «Мейнстрим» выше дебюта на две головы.

Где‑то с середины, когда фильм набирает обороты и падает в разноцветную бездну, Джиа Коппола начинает радостно переносить на киноэкран самое визуально экспрессивное, что только сегодня есть. Открывает Венецианскому фестивалю, старейшему на планете (страшно подумать, основанному еще при Бенито Муссолини), мир ютьюба и мессенджеров, где каждая картинка — уже постмодерн-контемпорари-арт, где каждый мем имеет сложную предысторию, непонятную многим местным критикам, в большинстве своем седым. По экрану непрерывно летают обтравленные гифки самого безумного вида, каждая реплика подкрепляется дикими инстаграм-эффектами, а героиня Майи Хоук, когда ей нужно протошниться, сыпет изо рта в раковину разноцветными эмодзи, которые в слив уносит поток воды из крана. Немудрено, что это здесь всех взбесило: слишком много, ярко — где это видано.

В свое время за ту же чрезмерную старательность ругали Эдгара Райта, когда он снял «Скотта Пилигрима против всех» — и фильм стал культовым и даже, прости господи, этапным. Там, как в комиксах, каждый удар анимировался словами «Бдыщь» и «Пау», диалоги все время показывались полиэкраном и все такое прочее. Но комикс-эстетика теперь уже неактуальна, потому что это суровая правда жизни: в мире, где кинокомиксы лидируют во всех прокатных сводках, это уже как‑то немного по-бумерски, что ли. Восприятие фрагментируется, новые времена требуют новых экранных находок.

Но сама по себе эмодзи-истерика не была бы так ценна в «Мейнстриме», если бы не была связана с основным сюжетом. В общем смысле он, конечно, посвящен, как это описывается в школьных сочинениях, проблеме отцов и детей, то есть новым людям, которые пришли в старый мир и обнаружили, что остро недовольны причитающимся наследством. Их путь — дискредитация реальности через творчество. «Мейнстрим» — едва ли не первый фильм о видеоблогерах, который в принципе можно смотреть, который не пытается нажиться на предположительно кассовых именах (как чудовищные русские «Взломать блогеров» и «Дизлайк»), а осмысляет феномен современной популярности людей, которые производят даже не кино, не телепередачи, а то, что окрестили ничего не означающим словом «контент». В этом нет и не должно быть никакого смысла, в бессодержательности контента вся его задумка и есть. На замену нарративу приходит видеопоток.

Хотя Джиа Коппола, конечно, пока еще не настолько радикальна и от сюжета в «Мейнстриме» не отказалась. Более того, на самом деле, она не потворствует зумерскому стремлению устроить итальянскую забастовку окружающей действительности, она зло высмеивает непоследовательность нового поколения. «Мейнстрим» — сатира (и притом жесткая), хоть и замаскирована сначала под стереотипный ромком (Фрэнки, конечно, влюбится в харизматичного Линка, а затем поймет, кого потеряла в Джейке), потом — под драму о пути к успеху и о том, как легко по дороге растерять человеческие черты (см. «Волк с Уолл-Стрит»).

За свою новую правду эти дети борются на деньги, выданные им предшественниками. Так, продюсером Линка становится оборотистый Марк (Джейсон Шварцман, кузен Джиа), типичный делец в смокинге, которому вообще без разницы, что они там снимают, лишь бы просмотры росли. Да и дети все непростые: наивной Фрэнки, мнящей из себя большого режиссера, просто повезло найти этого Линка буквально на улице; Джейк, тайно влюбленный в коллегу, пытается всунуть во вверенное ему ютьюб-шоу стереотипную активистскую скуку про глобальное потепление и корячит из себя непонятого автора, когда злые продюсеры это отвергают.

Но ключевой персонаж здесь — конечно, Линк. Вовсе не просто так его играет 37-летний Эндрю Гарфилд, которому лезть в зумеры как‑то поздновато. Он здесь — связующее звено между прошлым и будущим. Сначала мы видим идеального героя потокового времени. Это человек-контент, который непрерывно двигается, дергается, смешно кричит и кривляется. В то же время он не элитарий и не совесть нации — он обычный парень, и поэтому его ютьюб-канал называется No One Special («Никакой не особенный»). Под него придумывают шоу, где он на правах мистера Мефисто вызывает обычных людей из аудитории и ставит их перед моральным выбор между их смартфоном и реальной жизнью. В самой задумке видно лицемерие: зрителю предлагается на ютьюбе позалипать на шоу о том, что пора отказываться от интернет-зависимости. Линк быстро становится псевдомессией. Истинная сущность загадочного до самого финала героя не раскрывается, но уже из фабулы понятно, что он — социальное животное, не имеющее нравственного закона и питающееся вниманием миллионов. Все закончится трагедией, но шоу будет продолжаться, и все злодейства шоумену будут прощены.

Американская критика уже упрекает «Мейнстрим» в предсказуемости и тривиальности, хотя какие времена, такая и сатира. Да, этот фильм, возможно, простоват, но по своей форме и подаче он точно сопоставим тому, что высмеивает. Что ж, если мы собрались в Венеции для того, чтобы найти новый киноязык, то вот же он. Социопаты ведь и правда успешно находят методы для управления человеческим потоком. Мы точно не знаем, что за люди эти видеоблогеры, но есть четкое ощущение, что за их показным правдорубством и истерической веселостью прячется банальное помешательство. Зумеры будут недовольны фильмом, потому что это кино про них, а зеркало всегда врет. А бумеры — а что бумеры? Окей, бумеры.