Фильм

Супернова

Любой отечественный критик, которого попросили написать про «Супернову», оказывается в щекотливой ситуации. По сути, он рецензирует не совсем тот фильм, которому за рубежом наставили оценок, близких к максимальным. Впрочем, от двух вырезанных сцен сюжет, конечно, не меняется. Трудно представить себе зрителя, который решит, что это кино о двух подозрительно верных друзьях и что у них там нет никакой любви; все видно по глазам с первых секунд. Так что давайте эту абсурдную теорию сразу отринем.

Сэм (Колин Ферт) — пианист, правда, давно не выступал. Таскер (Стэнли Туччи) — писатель, у него начальная стадия деменции: со временем он забудет и Сэма, и себя, конец его жизни наступит совсем скоро, и смерть его не будет благородной и безоблачной. Они едут на своем вэне, доме на колесах, по северу Англии, чтобы напоследок провести как можно больше времени вместе: заезжают к друзьям, к семье, и в процессе Сэм узнает, что Таскер не хочет затягивать с прощаниями и собирается уйти из жизни добровольно.

Сразу же можно сказать, что фильм, по сути, не про ЛГБТ. Да, этот подзатасканный сюжет о жуткой потере памяти, прошлого, любви и личности, многократно виденный на тех же «Оскарах» (скажем, Джулианна Мур получила заслуженный «Оскар» за роль в подозрительно похожей на «Супернову» картине «Все еще Элис»), становится хоть сколько‑нибудь оригинальным благодаря тому, что главные герои — не просто бездетная интеллигентская семья, а семья геев. Впрочем, добавляет ли это каких‑то новых измерений данной истории?

«Супернова» — к сожалению, фильм аскетичный, если не сказать вялый. Безусловно, все художественные решения сделаны там из неких джентльменских соображений: Маккуин, для которого это вторая режиссерская работа, не слишком стремится рисковать, заваливать кадр квиром, глэмом и кэмпом.

Все очень степенно, под спокойную музыку, на фоне стереотипно открыточных пейзажей с севера Великобритании.
Тона приглушены, итоги жизни персонажей давно подведены, все реплики, которые можно было произнести, уже будто давно произнесены, еще до начала непосредственного сюжета. Герои уже, считай, и не любят друг друга толком — как говорила героиня Людмилы Гурченко в фильме «Любовь и голуби»: «Элементарно — привычка». Все разговоры — о работе и хобби: Сэм запланировал себе выступление после долгого перерыва и переживает, не заржавел ли он за годы простоя; Таскер медленно-медленно дописывает книгу, рискуя не успеть до того момента, как забудет все слова, и заодно увлечен астрономией, которой учит и партнера (отсюда поэтичное название фильма, означающее рождение сверхновой звезды).

Для режиссера-сценариста эта стареющая парочка оказывается аналогичной другой семейной чете. Они могли быть любого, по сути, гендера и ориентации — и дополнительно эта разница нивелируется благодаря российскому фирменному перемонтажу. Мы, конечно, не будем ханжами, но все же заметно, что и Ферт, и Туччи — давно и безнадежно женаты гетеросексуальным браком. Даже объятия их неловки, что касается остальных проявлений [телячьих] нежностей, то об этом российский зритель толком не узнает. Если судить по русифицированной «Супернове», то выходит, что отношения их по большей части платонические, а что они спят в одной кровати — так это потому, что второго матраса не нашлось в походных условиях.

Словом, в данном случае не кажутся бессмысленными извечные SJW-требования о том, чтобы геев в кино играли настоящие геи, инвалидов — инвалиды, транс-персон — транс-персоны. Может, это и помогло бы.
И только в конце, когда от кино требуются хотя бы какие‑то эмоции и ответы на вечные вопросы о любви, смерти и памяти, персонажи вдруг начинают разговаривать чисто сценарными фразами: в неприлично длинной сцене судьбоносного диалога за одним столом, снятого, разумеется, примитивной «восьмеркой», они проговаривают вслух свои чувства, говорят о предназначении, о выборе, о божественном провидении — словом, о том, о чем в жизни так не говорят, а если даже и говорят, то точно не выбирают для выражения мыслей подобные высокопарности. Да и вообще, Маккуин не чурается показушной картинности: в одной из сцен Колин Ферт мужественно плачет в туалете дома на колесах, встав перед камерой под идеальным ракурсом. И это, не скроем, смотрится фальшиво. Все это на фоне в целом реалистического кино, конечно, оказывается не вполне уместно.

С другой стороны, осудить эту неловкую картину, конечно, рука не поднимается. Не то чтобы «Супернова» скучная или некрасивая — просто не очень-то необходимо ее существование на свете. С другой стороны, это фильм, который тронул многих, и это оправдывает все старания и любой перемонтаж.