Спектакль

Вишневый сад

Что-то не случился для меня "Вишневый сад" Льва Додина на сцене МХТ им Чехова, который мне так советовали и хвалили. Не завлекло полотно спектакля меня внутрь себя, осталась равнодушным зрителем оценивающим техническое мастерство актеров и режиссера. Актеры в целом почти все (за исключением нелюбимой мной Лизы Боярской, которая ревела или грубила почти весь спектакль) играли хорошо или очень хорошо , а Данила Козловский вообще отлично (он единственный из всех номинантов заслуживает Золотой маски, пожалуй), то вот воплощение режиссерской задумки о выводе актеров в центр зрительного зала в МХТ не очень удачно получилось. Для зрителей первых рядов треть спектакля прошла за спинами, зрителям бельетажа и балконов вообще пришлось пол спектакля простоять. В общем, как-то всем приходилось вертеться. Ну и вообще - не слилось все воедино, не завлекло, слишком много страдали все бесконечно, однообразно получилось общее впечатление и передача сюжета. А конец вообще катастрофически затянут: зрители уже давно потеряли интерес, а он все длится и длится, и думаешь, ну все слава богу , ан нет - опять выходит слуга, стучится в двери. Ну что ж такое )

Тусклый свет, мебель в чехлах, огромная люстра закрыта, и даже книжный шкафчик, живой и полноценный персонаж спектакля, о котором будет так взволнованно рассказывать Гаев ( удивительная роль Игоря Черневича), укрыт. Дом заброшен, и подобно старому Фирсу (Александр Завьялов), одинок. Все посылы, которые будут исходить от героев в его пространстве - лишь записки из мертвого дома.

Известно, что в МДТ удивительно чувствуют Чеховскую прозу. Манера играть его пьесы, идентичность актеров персонажам давно стали эталоном. Но никогда зрителя не впускали в собственно пространство спектакля. Актеры существуют внутри зала, между первым рядом и сценой, в центральном проходе, неистово носятся и кричат из фойе. Именно радостный голос Раневской (блистательная Ксения Раппопорт), за пределами зала, оповестит нас о том, что она возвращается. В обитель, где ее душа покойна, без мыслей о будущем, которая дарит ту самую возможность, мечтать, которой пользуются все герои Чехова, под беспроцентный кредит.

Открываются двери, яркий солнечный свет наполняет дом, улыбки и разговоры, ностальгия - невыносимая легкость бытия. И только один человек не поддается этому благоденству - Лопахин (Данила Козловский). Он настоящий одиночка. Неотомщенный. Вишневый сад, место, где его предки были рабами, о чем он в ярости кричит в зал, после приобретения. Место, где он босой бегал от лупившего отца. Если для Раневской, Вари (Елизавета Боярская), Ани (Екатерина Тарасова) - это место причал, то для него старый, разрушенный порт. Лишь в самом начале, при первом предъявлении своего плана, на огромном мониторе, Лопахин с добрым энтузиазмом рассказывает, что сад надо поделить на дачные участки, это даст минимум 25000 чистого дохода, словно волшебной палочкой, он создает идеальный мир, где и волки сыты и овцы целы. Семья сможет жить припеваючи, сад останется нетронут. Новая жизнь подобно волне затапливает имение. Ни любви, ни тоски, ни жалости. "Но ведь сад самое прекрасное , что есть во всей округе" - говорит Раневская, с широко открытыми глазами. Водораздел определен.

На примере Вишневого сада, Додин показывает трагедию русской интеллигенции. Она всегда не готова к переменам, всегда обременена прошлым больше чем будущим, слепа к надвигающейся опасности. Беззащитна. Вещь в себе. В то время, как рушится жизнь, Раневская обедает в городе, оставляет на чай золотыми, а ее брата, мужчину солидных лет, одевает слуга. Мужики при господах,господа при мужиках , так было раньше, грустно декламирует Фирс в конце спектакля. Простая и необходимая правда.

Еще ненадолго , накануне аукциона в доме будут танцы, агония имеет свойство притворяться счастьем, на мониторе нам покажут реальный вишневый сад, ретро съемки ( мастерская работа Алишера Хамидходжаева). А потом войдет Лопахин. 90 процентов зрителей не будут его видеть. Он будет стоять в конце зала, и смотреть на безудержное веселье домочадцев, занеся топор над их головами. В ключевой сцене пьесы и спектакля, на его пике, на тревожный вопрос Раневской, кто купил Вишневый сад, Лопахин ответит еле слышно “Я”. Топор опустился. Зал замирает и следует пятиминутка, где Данила Козловский снова показывает, за что его полюбили критики, коллеги, публика. Яростная истерика, включающая зловещие танцы, песню Синатры ( на отличном английском) My way, безумный взгляд в зал, лицо с которого градом льется пот. Полное проживание роли.
“…Сколько слез еще прольет небо синее, из глаз людей черпая влагу…сила держится на чужом бессилии, и слабого в клочья рвут, как бумагу”©. Одержимость и триумф, на фоне распятых.

Додин дает ему еще один шанс на светлый образ, в сцене с Варей, но он делает контрольный выстрел, и после интима с ней, жестоко спрашивает – “Куда теперь Варвара Михайловна?”. Елизавета Боярская в эти секунды показывает безграничный талант, и едва сдержавшись, спокойно отвечает, что пойдет экономкой. Осечка.

Дом пустеет, так и не получив второго дыхания. Раневская с семьей возвращается в Париж, чтобы влачить там жалкое существование. Напоследок она с братом попросят еще раз посмотреть видео из того вишневого сада, где они были счастливы, но получат от Лапахина, лишь две пленки на руки. Без сентиментов. Лопахин уедет в Харьков. Епиходов будет следить за имением (корифей МДТ Сергей Курышев тут в роли хранителя Чеховских традиций театра, как и Татьяна Шестакова в роли Шарлотты). Он поквитался с тяжким грузом прошлого. Теперь там дачи, дачи, дачи. Нелюбовь последний раз осмотрит имение, и струна обернется сиреной. А вместо стука топора, брошенный Фирс заколотит по деревянной стене. Своими руками загубленный сад.

Счастливых не останется, горе от ума одному, горе от наива другим. Экран еще раз осветит опустевшую сцену, чтобы на нем появились актеры величайшей труппы, в белом исподнем, приговор очевиден, но, как и в постановке “Жизнь и судьба”, Лев Абрамович не позволит вам увидеть их смерть. Они герои Чехова, обреченные жить вечно. Просто недотепы.

Спектакль не понравился совсем. От чего такой ажиотаж, не поняла, за исключением именитого актёрского состава, в частности, Д. Козловского, на которого просто приятно смотреть. Меня всегда настораживало, когда начинали говорить " о новом прочтении", и данный случай не оказался приятной неожиданностью. На мой взгляд, сильно переиграно. Новизны режиссерского приёма в демонстрации на полотне специально разысканного в Европе вишневого сада, не прочувствовала. Для действия в партере театр должен быть приспособлен, как например, московский театр Сфера. Там это органично и понятно, здесь непонятно и неуместно.
Роль Фирса откровенно мимо. Басовитая Елизавета Боярская в роли Вари- странно.
В общем, увы, в антракте ушли. От чего искренне переживаю, т.к. такое произошло впервые

В прошлом году когда мы были в театре Европы в СПб, смотрели "Три сестры", я поняла, что спектакль пронзительно осмыслил и время и судьбы.
Так что сегодня сомнений не было - идти или нет, и впечатления превзошли ожидания.
Как на камне Культегина: "Никакой враг, никто не покорил нас, мы сами себя погубили."
Увидела, что Лопахин и Раневская - родственники и оба любят свой сад. Лопахин похоже бастард и поэтому "спасает". Но его жертва не оценена. Поэтому тема адьюльтера в спектакле влияет на всех и объясняет непоследовательность и переменчивость героев. Проще спрятаться за "любовь", улететь, обезболиться. Додин - мыслитель, назвал и расставил все по местам. Поэтому впечатление от спектакля воодушевляющее.

Даже декорации в этом спектакле разговаривают со зрителем.
Ты не понимаешь, но чувствуешь всю драму, произошедшую здесь.
Игра актеров - эталонная игра этой пьесы. Как я когда-то читала роман, я вижу актеров, сошедших со страниц книги. Как хорошо они смогли передать внутренние переживания героев. Как хорошо передана безграничная любовь жильцов этого дома, и ненависть Лопахина ко всем, что так любят девочки. И хочется рыдать вместе с хозяйкой дома в конце спекталя. И жалко не дом, а всю русскую интеллигенцию, которую вырубили подобно саду. И которая была таким же цветом России, как вишневый цвет.
Как хорошо передан контраст легкого бытия на фоне надвигающейся пропасти, которую герои уже ощущают, но продолжают упорно игнорировать.