Фильм

В субботу

Хочется начать рецензию со слов "какая ____ ", ими же и закончить. Аргументы? Их есть у меня! Только давайте договоримся, что это лишь мнение просто человека, не критика, не знатока кино, не ценителя А. Миндадзе.

Начну издалека. Когда мне было 16, я прочла потрясающую книгу о Чернобыльской аварии. Документальное изложение событий, рассказы очевидцев, причины аварии и последствия, которых можно было избежать. Я написала выпускное сочинение по этой книге, стала журналистом, съездила в пресс-тур на АЭС, сейчас работаю в энергетике. Была ли та книга причиной моего выбора жизненного пути? Думаю, да. Сложилась бы моя судьба также, посмотри я фильм "В субботу" вместо той книги в 90-е? НЕТ!

Меня всегда удивляло, что нет фильмов по этой аварии. Сейчас думаю, лучше бы всё так и оставалось. Иногда лучше не трогать события, столь масштабные, болезненные, многофакторные, имеющие настолько серьёзные последствия, вскрывающие настолько страшные уродства системы, чем прикасаться к ним ТАК.

Показать сутки после трагедии, первый день Припяти, Чернобыля, Украины, мира после катастрофы через пьяную свадьбу трясущейся камерой и дикими крупными планами? (да-да, это всё специальные творческие приёмы с умными названиями, я в курсе) Спорно. Наверное, есть любители увидеть, например, рождение сверхновой через кактус на окне. Но я не из их числа.

У Александра Миндадзе спросили, в чём идея и для кого фильм. Он ответил - я сам пытаюсь понять это фильм до конца. То есть ни для кого и ни о чём. Чистое творчество, как сферический конь в вакууме. Имеет право на жизнь? Да. Брать под это в основу Чернобыльскую трагедию? Нет.

Не буду никого отговаривать, идите, смотрите, обсудим.

Доживем до воскресенья

Фильм «В субботу» – вторая режиссерская работа известного сценариста Александра Миндадзе. Дебютом в качестве режиссера была картина «Отрыв», посвященная авиакатастрофе. Новый фильм тоже о катастрофе: теперь на безымянной (читаем псевдочернобыльской) атомной станции.
Итак, «один в кино 2». Почему слаженному дуэту с Вадимом Абдрашитовым Миндадзе предпочел самостоятельную работу? Надо думать, из простого и понятного желания сценариста реализовать собственный драматический замысел в полной мере. То есть высказать свое «я», не сплетая его с чужим (пусть и весьма близким по духу). Ирина Рубанова в № 33/34 журнала «Сеанс» в связи с этим вспоминает явление европейского «бунта сценаристов» сорокалетней давности и говорит, что Миндадзе освободился от «режиссерской зависимости». Ничего удивительного в этом нет. Высказать себя – главная цель художника. Александр Миндадзе, как представляется, счел, что право на собственное (сольное) высказывание в кино он заслужил. Спорить с этим сложно.
Если «Отрыв» напоминает лоскутное одеяло, сшитое из смысловых пятен общим швом локализированной эсхатопоэтики и едва цепляющимися за ткань кинореальности кусками сюжетной нити, то с фильмом «В субботу» ситуация совершенно иная. Вторая картина Абдрашитова-режиссера так прочно стянута завершенным сюжетом и замкнутым пространством, что шаг вправо, шаг влево – ружье не выстрелит.
Главный герой (Валерий) из пункта α в пункт Ω следует настолько последовательно и логично, насколько это возможно. Хотя на событийном уровне этот путь и представляет собой неуверенные метания обремененного страшной тайной (взрыв ядерного реактора) партработника между полудрузьями и недолюбимой. Обреченность действия сквозит в каждом движении. Попытки Валеры спасти то одного, то другого близкого человека, выдернуть хоть кого-то из зоны катастрофы, напоминают поднимание на ноги Труса и Балбеса в «Операции Ы». Почти с самого начала становится ясно, что герой едва ли убежит куда-то даже и один. Последний мост к спасению ощутимо ломается уже вместе с каблуком девушки Веры – той, спасти которую пришло в голову в первую очередь.
Согласно абсурдистскому закону, действующему в фильме, все герои, кроме главного, спасаться не торопятся, даже узнав о грозящей опасности. Важнее оказывается следование привычному алгоритму поведения, отведенной роли – катастрофа просто не укладывается в голову. Чуть дернувшись прочь от угрозы, персонажи Миндадзе, тут же аморфно втягиваются обратно в собственную уютную страту, не давая рассыпаться миру, сконцентрированному вокруг аномально магнетического источника смерти. Реактор странным образом притягивает людей, не отпускает их от себя, а суббота как календарная данность диктует им алгоритм и модель поведения. В эту схему после непродолжительных метаний вовлекается и сам главный герой, словно непослушный маятник уравновешиваясь с некоторой задержкой. Колебания при этом провоцируются не только желанием спастись, но еще и двуликостью персонажа, мучительно не выбирающего между двумя жизнями и двумя именами: партработник Валера и музыкант Джонни. Однако рано или поздно статика неизбежно наступает.
Постепенно разворачивающееся действие низводит страшную аварию на АЭС до уровня фона для возникающих психологических коллизий. Обычные проблемы обычных людей вдруг всплывают на поверхность кадра как поплавок, позволяющий в нужный момент выудить сокровенную суть той катастрофы, о которой на самом деле говорит Миндадзе. В финале, когда напившийся до беспамятства герой вдруг приходит в себя, эта катастрофа вырастает перед ним разом – так, что ее близость ощущается каждой порой. Отплытие в Гомель с друзьями-музыкантами и девушкой Верой (имя, думается, говорящее) сталкивает Валеру-Джонни лицом к лицу с реактором и оставляет ему возможность лишь плыть по течению навстречу смерти и грозить ей кулаком. Высказанное таким образом, все это выглядит первоклассным штампом, но не беда: идея, проводимая Миндадзе, вполне соответствует разговору в форме простых истин (а лучше – в форме заповедей).
Отплытие героев в Гомель сродни переправе через Ахеронт. Маятник застывает окончательно – действие заканчивается. То, что видит герой в последний момент – лицо целующей его Веры. Дальше – темнота. «Лицом к лицу лица не увидать»: также невозможно увидеть и катастрофу, если она становится привычным условием существования.
Теперь касательно даты и Псевдочернобыля. Некорректно без оговорок примерять на АЭС Александра Миндадзе концепт «Чернобыль» и, уж во всяком случае, невежливо ставить знак равенства между эмблематизированным образом «катастрофа на АЭС» и исторической «Чернобыльской аварией». Критики, прибегающие к подобному, воспитаны, вероятно, самыми губительными для художника традициями соцреализма или чем-то в этом роде. Потому что в лучшем кино – и в СССР тоже – художественная условность всегда оставалась художественной условностью, символ – символом, а идея не всплывала на поверхность, самообедняясь и превращаясь в плоскую мораль. Иначе говоря, в фильме всегда есть место символу. Будь то падение самолета («Отрыв») или авария на АЭС («В субботу»), установка Миндадзе на символизацию там и там очевидна – и неясно, как можно это сбрасывать со счетов.
Почему материалом служат именно такие события? Ответ опять же очевиден: «катастрофа», как источник тематики и поэтики, имеет для автора-режиссера особое значение. Тема, не новая для Миндадзе, была намечена в картинах «Остановился поезд», «Армавир». Но говорить о катастрофе с такой последовательной очевидностью, с какой говорит Миндадзе-режиссер, можно только имея в виду что-то насущное.
Два фильма о катастрофах подряд. Кажется, режиссер выражается вполне ясно. Если в «Отрыве» речь шла еще только о частной трагедии, которая выходит на глобальный уровень лишь через сопричастность, сопреступность всех героев, через общую вину друг перед другом, то катастрофа как символ – совокупный символ современности – заиграла именно в картине «В субботу».
Накануне подступающих календарных сроков напророченного СМИ Конца Света, Миндадзе создает свой календарь, согласно которому Конец Света сегодня не только наступил, но уже и слишком затянулся. Суббота – день перед Воскресением. Поскольку сроки Воскресения пока не установлены, режиссер предлагает нам встречать вместе с ним субботу уже вторично.
Катастрофа для Миндадзе (в чем бы она ни выражалась) – самая адекватная метафора сегодняшнего дня. Интерес фильма «В субботу» в том, что затягивающийся пир во время чумы предстает здесь не как бунтарская контрфатальная бравада обреченной элиты, но как среда обитания, внутри которой можно играть свадьбы и выступать с концертами. Темнота в финале – лишь полное погружение и растворение в среде. Такой мир рисует нам Александр Миндадзе. Мир, в котором каждый день – суббота.

Я начал смотреть фильм Миндадзе и выключил телевизор через 40 минут с уверенным вердиктом - плохо, если через 40 минут фильм тебя не захватил, значит, нечего тратить впустую время. Дергающаяся камера, невнятная дикция, устарелый киноязык, в Чернобыле люди вели себя иначе и т.п. Однако на следующий день я снова включил телевизор, потому что фильм "не отпускал".

Так вот - фильм совсем не о Чернобыле. Так же, как "Остановился поезд" - не о технике безопасности движения поездов.

Фильм о "маленьком человеке" Валере, в котором - как в любом молодом энергичном человеке моего поколения, было намешано всего в избытке, и дурного и славного. Только досмотрев ленту до конца, можно примерно восстановить его жизненную нить: приехал в город атомщиков за заработками, играл в местном ВИА, был жаден до денег (по словам одного из героев, "за рубль удавится"), потом "переметнулся к противнику" - стал инструктором райкома и начал свой же ВИА уничтожать всеми доступными способами. Потому что самое естественное желание молодого энергичного человека в чужом городе - сделать карьеру, получить жизненную перспективу. А в городе при атомной АЭС самый короткий путь - начать на эту самую АЭС работать. Атомная электростанция в фильме нависает над городом, как некое культовое сооружение, технократический храм, ради которого герой жертвовал друзьями, привязанностями, пристрастием к музыке.

И вот в одночасье из символа надежды на будущее, из источника жизненных благ для людей, живущих в городе, ядерная электростанция превращается в источник смерти. Надо бежать - но невозможно, рухнувший храм имеет почти дьявольскую власть, которая тем сильнее, чем ближе к нему были люди - не физически, а внутренне. Главный Начальник едет на "Волге" к самому жерлу, невзирая на захлебывающийся счетчик Гейгера. Босс Валеры - с "атомным загаром" на лице и безумными глазами - рассказывает, что подошел к самому краю горящего реактора и почувствовал, что хочет туда прыгнуть. Простые же люди в ночь на воскресенье стоят на набережной и отстраненно наблюдают зарево над реактором.

Валера между этими двумя мирами. Он мечется - и, собственно, весь фильм - о метаниях "маленького человека", которому нужно принять хоть одно окончательное решение. Он оказался в ситуации, когда дом горит и можно вынести только одну самую дорогую вещь - но что представляет ценность для него? Он бежит к девушке из его ВИА, с которой у него был в прошлом роман, пытается убедить, что нужно срочно уезжать из города - но ничего не выходит, обстоятельства мешают. Как в каледоскопе, проходят его бывшие товарищи из ВИА, сотрудники станции, едущие в кузове грузовика на сельхозработы, гости свадьбы его очень близкого в прошлом друга - везде он чужой. И Валерий может спасти их всех - но для этого надо совершить поступок и честно рассказать, что он видел ночью у реактора. Принять на себя ответственность за возможную панику и ее последствия. И уж точно - "партбилет на стол".

Однако герой свое решение так и не принимает - и просыпается утром в воскресенье в самом радиационном пекле, на странном апокалиптическом поезде, который везет его под стенами разрушенного реактора. И не только его - а еще и его девушку, и весь его ансамбль, фактически - самых близких ему людей.

Фильм не о Чернобыле и Припяти (они там даже не упоминаются, намеренно допущен целый ряд фактографических неточностей), а о том, есть ли у человека "ближний круг" и готов ли он ради близких людей принимать ответственные решения. Или - в решающий день бегать в прямом и переносном смысле, пить напропалую, бить морду, обниматься со всеми подряд, и, не желая того, снова предать всех и... расплатиться своей и чужими жизнями.

К сожалению, не хватает жесткой режиссуры и монтажа Абдрашитова, не сразу понимаешь, что реальность-то смещена; фильм не захватывает сразу, а требует полного просмотра. Поэтому - только 4 балла.

В неком Городе произошла авария на атомной станции. Тревога пока не объявлена, люди проживают выходной, весна.

Часто про "В субботу" говорят, что это фильм о Чернобыле в первый день после аварии на АЭС и что исторически не все в нем достоверно. Но в фильме даже ни разу не упоминается название пострадавшего города, о времени можно только догадываться. "В субботу" выходит за рамки описания конкретной катастрофы, это фильм-переживание огромной беды.

Как бы прожил сутки человек, знающий, что Город, все его жители обречены на смерть, на тяжелые болезни, что выбраться невозможно, да и бесполезно, потому что каждый уже облучен (при поцелуе: «У тебя что, батарейка во рту? Вкус такой противный»)?

Главный герой - молодой партийный инструктор - обо всем этом знает, но обязан молчать, и не только потому, что ему не позволено «разглашать информацию», но и потому, что ничего нельзя исправить.

Да и к чему нагромождать подробности аварии, если за первые 10 минут уже создана безнадежная картина — прямым текстом с экрана сказано — «жить, дышать нельзя», реактор взорвался, уровень радиации слишком высокий, даже измерить невозможно — ломаются приборы.

Но люди еще ничего не знают. Город проживает душный, густой, как марево, выходной день.Тревогу не объявляли.

А надо ли ее обявлять, ведь вечером на набережной толпа, покуривая, любуется пожаром на АЭС. А ведь практически все мужчины в городе работают на этой АЭС!!! Они должны, если не понять, то хотя бы задуматься о том, что происходит.

Так и пьяный жених, празднующий свадьбу в местном ресторане, - друг главного героя и заслуженный работник атомной станции - беззаботно слушает о пожаре, о выбросах, - но, отвечает - ничего, "красненького пей побольше, стронций вымоет" - а потом вдруг осознает страшное: и с отчаянием целует свою невесту - и ее огромный беременный живот.

Фильм снят "бегущей камерой" - когда оператор словно движется, бежит, падает вместе в героями. Этим нагнетается ощущение тревоги и загнанности.

Весь фильм измученный герой мечется, спотыкается, но не может сдвинуться ни на шаг. Он не может сбежать из зараженной зоны один — один успел бы, и красное вино припасено — «стронций запить», но один — не может, и последний товарняк проезжает мимо.

Иногда фильм напоминает тяжелый сон, — все мешает выбраться: пьяная свадьба, сломанный каблук подруги, покупка дефицитных туфель, потеря паспорта, то нужны деньги, то бывшие друзья заставляют играть на ресторанной эстраде вместо напившегося барабанщика, потом полночи нужно ждать, пока этот пьяный всклокоченный - никому не знакомый и не нужный - дурак проснется — нельзя же бежать без него… И конца всему этому нет.

Приметы советского отношения к ближнему — это только «рама» для сюжета, фильм не опускается до уровня антисоветской агитки, но и сбросить со счетов это не может — было бы неправдоподобно. Тяжело видеть, как, например, главного героя, партийного инструктора, в машину к начальству не сажают — и он за машиной бежит, как собачонка. Тяжело услышать первую реакцию молоденькой девушки на известие об аварии: «Теперь же у нас поезда останавливаться не будут и все оцепят!» — о помощи и спасении, о надежде на человеческое отношение ничего ей сперва на ум не идет.

Это хороший, умный фильм, отлично снятый и отлично сыгранный актерами.

Хотя режиссер и сценарист фильма Александр Миндадзе и сказал, что фильм не о Чернобыльской аварии, позволим себе в этом слегка усомниться. Режиссер изначально полагается на то, что зритель знает про то, что происходит, и это дает ему право и возможность не объяснять кинематографически весь ужас происходящего. Вообще, режиссер наступает на грабли, по которым последнее время прошло строем очень много отечественных кинематографистов: он так сосредотачивает все свое внимание на особенно важном ему втором плане со всеми метафорами и аллегориями, что первый план - история, рассказанная в фильме, - зачастую просто летит в тартарары и выглядит довольно бедно и скучно. Да и метафоры с аллегориями, скажем прямо, не бог весть какие глубокие.
Наш главный герой из барабанщика местного ВИА Джонни превратился в патрийного карьериста Валеру, да и, кроме барабанной установки, как выяснилось, он и на друзей своих регулярно постукивал за исполнение песен на "вражеском" языке.
"Ты верил в гитару, Битлов и цветы"...
И вот он предает эту свою "маленькую веру". Искренне предает. Ради большой. Комсомольской, коммунистической. И с ней он расставаться никак не хочет, именно поэтому, вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения, он так рвется своими глазами увидеть, что произошло на 4 блоке. А, увидев, окончательно теряет и эту веру. И остается у него только одна Вера, последняя, - девушка, которую он любит, и с которой он пытается сбежать из незаметно гибнущей Припяти, погрязшей в пире во время чумы. Но у Веры ломается каблук, она изменяет нашему герою с другим барабанщиком и в итоге полностью накрывает его собой, лишая белого света.
Вообще-то вокруг Припяти происходит, как известно, столько всего таинственного, что, вместо того, чтобы снимать довольно банальненькую историю про то, как человек не может убежать от себя, можно было бы снять что-то похожее на "Город Зеро" Шахназарова, например, про то, как Припять не отпускает своих жителей. И это была бы аллегория и посильней, и пострашней. А главное, это было бы ближе к правде. Поговорите с припятчанами, они все считают, что Припять был самым лучшим и самым счастливым городом на земле. И в этом смысле их город их не отпускает и никогда не отпустит.
Герой же Шагина комсорг Валера - обычная крыса, которая пытается сбежать втихаря с тонущего корабля. Кстати, не только он, многие уже утром в субботу знали истинные масштабы трагедии (пожарники, ремонтники видели все своими глазами, к тому же, в отличие от Валеры, они были специалистами). Но они не пытались сбегать. Наоборот, они рвались на станцию помогать устранять последствия. И многие из них говорят, что и сейчас поступили бы также. Это был их долг, они были так воспитаны. Но в фильме их нет, зато показана еще одна пара, которой все-таки удалось сбежать, запрыгнув на товарный поезд. А фильм в результате получился каким-то невнятным недомюзиклом, где песням, исполняемым ВИА, уделено экранного времени за малым не меньше, чем самой истории. Кроме того, "модное" операторское решение с постоянно изрядно трясущейся камерой, расфокусировкой и невнятным мельтешением в кадре, на мой взгляд, в фильме доведено до абсурда. Так что, по-любому, неудивительно, что многие зрители не выдержали и ушли задолго до конца.