Спектакль

Пляски

Где-то на краю света, в островном воинском гарнизоне живет семейная пара — с классической возрастной разницей лет в десять и классическим же багажом ­накопленных за годы супружества взаимных упреков. В их густо замешанные на любви и ненависти отношения вмешивается кузен героини, искавший на острове покойной службы, а нашедший ад на земле.

За игривым названием прячется весьма серьезная пьеса Августа Стриндберга «Пляска смерти» (1901), от которой в спектакле осталась только первая часть, да и та изрядно отредактированная и дополненная цитатами из Дюрренматта. Стриндберг уделяет описанию места действия — жилому помещению в гарнизонной башне — добрую страницу текста, сценография «Плясок» предельно аскетична — серые валуны и миниатюрные мониторы, на которых кадры условно скандинавской природы с низкими облаками и суровыми волнами перемежаются языками пламени. Согласно первоисточнику, дело у героев близится к серебряной свадьбе, он — капитан, так и не дослужившийся до майора, она — несостоявшаяся актриса, положившая карьеру на алтарь брака, кузен — чиновник карантинной службы, приехавший на остров в надежде залечить собственные брачные раны. В спектакле герои моложе, и их частные биографии почти ничего не значат — Владимира Агеева интересует вечный мифологический аспект отношений, так что даже ассоциация между черным проемом сцены и пещерой горного короля из другой великой скандинавской пьесы кажется неслучайной. Но при всей глобальности замаха «Пляски» вышли лаконичными (час сорок с антрактом) и возмутительно (в хорошем смысле) легкими.

Агеев — уникальный режиссер, равно интересующийся и, скажем так, вычурной классикой, и хлесткой «новой драмой»; в его постановочной биографии Клодель, Дюрас и Кортасар идут через запятую с братьями Пресняковыми, Клавдиевым и Симоновым. Спектакль по Стриндбергу неожиданно складывается в дилогию с инсценировкой не самой заметной современной пьесы, «Орнитологии» Строганова — ее Агеев ставил в «Другом театре» ровно с теми же артистами в ключевых ролях. В «Плясках» Алексей Багдасаров точно соответствует стриндберговскому описанию Капитана: «он был бы смешон, не будь в нем трагизма, однако при всем его ничтожестве в нем есть черты величия»; Александр Усов табакерочным чертиком перепрыгивает из состояния наблюдателя в гущу конфликта, а дивная Ирина Гринева находит сотням слов безмолвный пластический эквивалент. Это безупречно сыгранное актерское трио — полноценный соавтор Агеева, чувствующий грань между велеречивостью и ироничным гротеском. Баланс соблюден так безупречно, что эпиграфом (равно как и постскриптумом) к спектаклю сгодятся строчки все того же Стриндберга: «Никак не уразумею, серьезная штука жизнь или же насмешка».