Спектакль в Санкт-Петербурге

Я была счастлива, счастлива, счастлива…

"Она спросила, какое сегодня число, а когда ответили, кивнула, и стало ясно, что это абсолютно все равно, какая дата, что все они связаны с ним, и можно оттолкнуться от любой даты, чтобы начать рассказ, - ну, конечно, - о чем же еще можно рассказывать, - конечно же, о нем, о Феде: и как познакомились (а ведь было же, было предчувствие), и как все сложилось, и какой Федя замечательный, и как все было трудно: постоянная нищета, болезнь мужа, его страсть к игре, и как она была счастлива, счастлива, счастлива..."
Эти повторяющиеся слова о счастье записаны в дневнике жены Достоевского Анны Григорьевны Сниткиной. В дневнике, который она вела во время затянувшегося на годы их путешествия за границу, когда она, молодая, неопытная, в чужом городе, без родных и друзей, а он, ее замечательный муж, каждый день на рулетке и проигрывает все... Так проигрывает, что даже, когда рождаются дети, их нечем накормить, не во что одеть. И тут же на этих же страницах - "я счастлива", - все это поразило Сергея Белова и Евгения Белодубровского, и, написав на основе дневников жены Достоевского пьесу, они назвали ее: "Я счастлива, счастлива, счастлива".
Первоначально пьеса предназначалась для Елены Юнгер. И замечательная актриса играла ее на сцене театра "Эксперимент". А когда уже не могла, незадолго до смерти сказала одному из авторов, чтобы передал он ее другой актрисе. И вот только теперь нашлась та, которой можно было передать бесценный дар, - актриса Павловского Дворцового театра Елена Виноградова. А режиссером спектакля стал известный художник Алексей Штерн.
В небольшом зале Музея Владимира Набокова сидит в кресле молодая, симпатичная, строгая женщина, и между нами, слушающими ее честный, исповедальный рассказ, и ею как будто протянулись невидимые нити, и страшно пошевельнуться, спугнуть, разрушить это единение. Елена Виноградова говорит без аффектации, никаких жестов. Вот только глаза - то засмотрится на что-то, ей одной ведомое, пытаясь еще раз все понять, осмыслить свою и его жизнь, а то вдруг глянет светло и ясно. И опять звучит: "Как я была счастлива!"
Когда я читала опубликованные дневники Анны Григорьевны Сниткиной, во мне восхищение этой удивительной женщиной иногда сменялось легким раздражением - ну нельзя же быть такой покорной. У Виноградовой в ее героине не покорность - понимание. И потом, хоть постоянно она подчеркивает свою малую образованность и неумение сразу понять философию Достоевского, живет в ее душе и тихая гордость: ведь была она не просто женой - помощницей, соратницей. Недаром так восторженно рассказывает Виноградова-Сниткина о том, как пришел ее Федя, проигравшись дотла, а до утра негде было достать денег, чтобы идти играть снова, и тогда ее муж всю ночь диктовал ей свой роман о положительно прекрасном человеке, и написал он в тот раз сто страниц "Идиота". А про "Игрока", которого она писала под диктовку, она мило обмолвилась: "Наш роман".
Поэт Владимир Корнилов стихотворение о писательских женах заканчивает Анной Сниткиной:
Больше российской словесности
Так никогда не везло.

// Елена ФРОЛОВА, театровед