Спектакль

Милосердие

Читать дневники сестёр милосердия, мягко говоря, неприятно. Потому что КРОВИЩЩА, исковерканные судьбы, обстрелы, казармы, жутчайшая жуть. Создатели «Милосердия», тем не менее, прочитали не только их, но переписку царских военных цензоров, и книгу «Эмансипация сексуальности в России: рубеж XIX-XX веков». Собрав всё это воедино, они создали гимн женщине на войне. В основе этого гимна лежит частная жизнь людей, никому сегодня не известных, а то и вовсе сгинувших без вести.

При этом режиссёру Анастасии Патлай удалось найти интонацию, от которой одновременно становится не по себе, но как-то легко и удивительно. Этот спект не только про страдания и подвиг, он – про жизнь и любовь в условиях, когда ни о жизни, ни о любви и речи быть не может.

Юлия Буторова отправляется на фронт из чувства долга перед отечеством. У Анны Ждановой изначально другая цель, осуществить которую труднее. Первая страдает без своего возлюбленного (не просто охи-вздохи, сиреневая канитель, ей физически плохо – да, оказывается, женщины в начале XX века про такое писали, пусть и нрзб) Второй вообще побоку вся эта любовь, она рвётся в бой с немцами, но кто её, девочку, пустит? Девочкам можно только перебинтовывать разорванные тела, пока бинт не кончится, пока крышу госпиталя не обдаст шрапнелью.

От влюблённости – к одиночеству, от надежды – к протесту, от наивного сострадания – к истинному милосердию. Жалость к раненым, негодование по отношению к власти (и Высшей тоже), смущение от недвусмысленного предложения офицеров – эмоций много, гораздо больше, чем, казалось бы, положено простой медсестре. Нет только одной – страха. Наверно, потому и зрителям не так страшно слушать про теплушки, где свалено 300 солдат, и мёртвых, и живых. Тревожит другое: не оборвётся ли дневник? Какая запись станет последней? Выдыхаешь только, когда по стене начинает ползти надпись: Ю.В. Буторова скончалась в 1946 году, А.А. Жданова – в 1974. Первая в 40 лет ещё и дочь родила, а вторая до самого преклонного возраста работала шофёром! После всего пережитого ада!

Смотреть и слушать про это отстранённо, конечно, нельзя. Спектакль сразу вовлекает в действие: стулья расставлены в 4 ряда, два – спинками друг к другу. В начале зрителям раздают карточки с крестами и фамилиями – мы становимся пациентами госпиталя. Потом всё происходит на расстоянии вытянутой руки, не всегда в удобной плоскости – приходится выгибать голову. Так же, наверно, выгибались раненые, пытаясь уловить взгляд приглянувшейся медсестры. Но эта медсестра могла не только скромно улыбаться в ответ. Она могла вести пропаганду коммунизма, возмущаться военному произволу, злиться на собственное бессилие, воровать мешки с сухарями, напиваться, врать маме и, переодевшись в мужскую форму, наконец, бежать на передовую.

Не всё из происходящего на сцене можно выразить литературным языком. Поэтому вперемежку с текстом звучат песни, речитативы, клокочущие горловые звуки какого-то полузвериного недоязыка. Артисты театра голоса «Ла Гол» дублируют внутренние состояния героинь. Скребущие, невыносимые для уха звуки альта (Дарья Звездина) передают само движение времени. Это век-волкодав пробирается по полям сражений. Но – не страшно, не страшно, потому что у сестры милосердия много дел. Недаром спектакль кончается распевом стихотворения героя войны 1812 года Дениса Давыдова (Буторова, кстати, его правнучка)

К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон – и в сечу! Вот
Пир иной нам бог дает,
Пир задорней, удалее,
И шумней, и веселее...
Ну-тка, кивер набекрень,
И – ура! Счастливый день!

Свежее и колючее дыхание Электротеатра вдохнуло жизнь в театральную постановку по письмам Юлии Буторовой и Анны Ждановой театра документального, и получилось весьма непростое зрелище.
Неудобное, странное, диссонантное, спорное и экспериментальное, без сомнения.
Музыка здесь хоть и заявлена главной, вовсе не стоит во главе действия. Главное тут – документы, письма, то есть текст все равно. Но музыкальный корпус обращает на себя внимание, где-то удивленное, местами негодующее, совершенно новой концепцией, отношением к звуку и голосу.. Впрочем, ново это лишь для нашей публики. Флюксус, Джон Кейдж и др. – прошлый век, со всеми новациями в отношении к голосу, который прошел четко и мимо твердой границы соцреализма. В пределах которой всегда будет «цыганка-молдаванка собирать виноград».
Но нам не привыкать сидеть в окопе, и оказываться опоздавшими на 100 лет. И не только нам. Строго говоря.
Звуковые скульптуры для этого спектакля создают Екатерина Палагина и Лера Борисова, голосом, и Дарья Звездина - альтом. Альт шуршит, скрипит, это портрет чего-то близкого к смерти. Страшного, заметного (в военное-то время) и неизбежного. Голос рисует объем, внутри которого почти истерика.
Документально это.
Актрисы Алиса Дмитриева и Инна Сухорецкая молоды, подвижны, страстно воодушевлены.
Бег и декламация – вот их роль. Страстность Инны Сухорецкой – вполне романтического свойства. Ее героиня, Юлия Буторова, любила без взаимности в это время. Такие чувства часто заканчивается плетением бисерным на сумочках. Пылкость и энергия Алисы Дмитриевой – от профессиональной революционерки. Она – борец, амазонка и философическая натура.
В самом конце спектакля финал их бега мы прочтем в электрических буквах. В них же – декорация и декоративность. Пишут – снег идет. Значит, так и есть, тогда, в то время, как и на улице в этот вечер.
Важно. Оптимизм и даже некоторая скромная радость этой истории. Сдержанный оптимизм, конечно. Мужик, солдат русский, по-прежнему раб, и жалеют его, по-настоящему, от всей души, девочки с хорошим образованием, ушедшие на фронт не столько из патриотизма, который воодушевляет и солдата, а потому что дело настоящее у сестер милосердия было. Не только чулочки вязать, к примеру. Нужна женщине профессия, работа и приключения. Не всякой женщине, но многим.
Спектакль – долгий (4 часа вместо заявленных 2,5)и не свободный от занудства, но привлечь есть чем. И запомниться.

Среда, вечер, Сахаровский центр - ты «здесь и сейчас» - ощущение легкого ветерка, аккуратного и бережного прикосновения, осторожного заигрывания. Внезапно порывы ветра усиливаются, налетают, пытаясь проникнуть внутрь, сдвинуть с места - но ты все ещё крепко стоишь на ногах, встречая их лицом к лицу, пытаясь зацепиться за окружающую реальность, выстоять и не поддаться. В конце концов, тебя подхватывает, закручивает, затягивает и уносит вихрем чувств, эмоций, образов... Уносит туда где война, где страх, боль, кровь и нечеловеческое страдание соседствуют и вплетаются в обыденную жизнь, в ее ежедневные тяготы и радости, вплетаются, и сами становятся частью этой жизни, этой обыденностью, одновременно привычной и жуткой. Тебя несет, кружа и швыряя из стороны в сторону, а вокруг и сквозь тебя проносятся обрывки слов, фрагменты картин, звуки, запахи, плач, смех, животный ужас, человеческие доброта и сострадание. Ты видишь залитую солнечным светом поляну, чувствуешь пряные летние запахи, переплетающиеся с запахами гари, гниющей плоти, пороха, ты слышишь щебетание птиц, стрекотание и жужжание насекомых на фоне разрывающихся снарядов и свиста разлетающихся осколков....Ты весь там, ты слышишь тяжелое, с присвистом дыхание раненых, со страхом прислушиваешься, ожидая что оно вот-вот прервётся. Ты слышишь как завывает вьюга, чувствуешь как ледяные струи воздуха с примесью снежинок задувают в незаделанные щели окон, обжигают нос, щеки, шею, забираются под одежду, подпитывая постоянную дрожь и ты никак не можешь согреться... Вместе с медсёстрами ты радуешься кратковременной передышке и вечернему самодеятельному концерту, смеёшься над их проказами и радостно танцуешь в больничном коридоре, вместе корчишься от невозможности быть с тем, кого любишь, вместе негодуешь, когда «твоих» раненых снова отправляют на фронт, вместе готовишь операционную к новым пациентам, вместе бежишь за морфием и бинтами, зажмурившись, и пытаясь увернуться от осколков, вместе обмираешь от страха от разорвавшегося рядом снаряда... нет, не так, от страха - не вместе - это ты бежишь, зажмурившись; это ты вместо них обмираешь от разорвавшегося снаряда. Ты, не они... потому что им за себя не страшно, потому что их душевных сил хватает только на страх за других, на себя не остаётся ничего...
Потому что они до самых краев переполнены чужой болью, каждый день они впитывают ее, вбирают в себя, они сами олицетворение боли и ужаса этой войны.
А поток все продолжает тебя нести, крутить и швырять, пока ты весь не пропитаешься им, пока не станешь его частью, пока душа твоя не начнёт рваться от невозможности этого бытия. И вот ураган стихает, и ты понимаешь, что вернулся... вернулся туда, откуда тебя унесло. Ты вернулся, но внутри тебя все также продолжается буря и ты не можешь выбраться из потока - ты словно рыба, выброшенная на берег - судорожно пытаешься вдохнуть и не можешь... Проходит время, ураган стихает - ты осторожно вглядываешься внутрь и понимаешь, что что-то изменилось, и никогда не станет прежним, и что с этим придётся жить дальше, совсем как тем самым сёстрам милосердия...

Эмоционально тонко, но по силе сравнимо с мчащимся поездом. Все сокровенное из дневниковых записей и писем сестер милосердия. Такая "женская" война, страна, история.

Полифоничный спектакль-погружение в военное время, проживаемое женщинами - сестрами милосердия, основанное на их дневниковых записях. Инна Сухорецкая в роли Юли - все моменты встречи со своей болью, страхом, состраданием, милосердием - через нее, с помощью нее. Боли много, страха много, это сложно переварить, поэтому хотелось убежать.. не понимаю, как актеры восстанавливаются..