Спектакль в Санкт-Петербурге

Шутники

Рудольф Фурманов, руководитель «Русской антрепризы», рассказывает, что «Шутников» мечтал поставить Андрей Миронов. Поэтому премьеру приурочили к дню его рождения. Пожалуй, благое намерение и сыграло с театром злую шутку: хорошее дело — выпустить спектакль к дате, но еще лучше — подождать его окончательной готовности. И это тем обидней, что петрозаводский режиссер Юрий Цуркану нашел, кажется, ключик к пьесе и был в сантиметре от успеха. Спектакль начинается как жестокое площадное действо, балаган, распорядителями в котором — два самовлюбленных подонка Недоносков (Василий Щипицын) и Недоростков (отлично сделанная роль Михаила Николаева). То и дело они по-хозяйски прерывают действие назойливым конферансом — продолжи Цуркану эту линию до конца спектакля, могла бы выйти современная история о том, что богатый и бедный еще могут договориться, а хамство и достоинство — никогда. Но вскоре режиссура начинает отчаянно хромать, и актерам приходится выплывать самостоятельно. Сергей Барковский (бедный и всеми унижаемый чиновник Оброшенов) явно истосковался по клоунским ролям и со смаком изображает хронического недотепу: встал на порог — порог проломился, сел на стул — вместе со стулом упал на пол (тут и впрямь вспоминается Миронов — в конкретной роли дядюшки Поджера, вешающего картину). Но еще убедительней и смешнее сыгран антагонист Оброшенова, купец-миллионщик Хрюков: Оброшенов перед ним кругом в долгу, и Хрюков решает заполучить в содержанки старшую дочку чиновника. Артист Владимир Матвеев придумал себе особенный голос, скрипучий и зычный: апоплексический старик-скряга сначала цедит по слову, а потом, раскипятившись, обрушивает на зрителя почти нечленораздельный клекот. Старшая же дочка, кроткая Аннушка (Ксения Каталымова), выглядит персонажем из другого театра, традиционно-психологического, — между тем как сестру ее Верочку Марианна Мокшина играет экзальтированной фифой по законам чистой буффонады. Впрочем, молодежь выдыхается быстро, — видимо, не очень понимая историю в целом (пьесу целиком, судя по всему, режиссер так и не успел разобрать), и во втором действии монотонное комикование Верочки и ее жениха Гольцова (Родион Приходько) уже навевает зевоту.

А режиссер увлечен тиражированием виньеток. То заставит Оброшеновых расписывать свиньи-копилки, то петь романсы, то наденет на голову Барковскому тазик, даст в руки швабру наперевес и превратит в горе-донкихота, то примется пародировать сцену на балконе из «Ромео и Джульетты», — а в истеричном финале отошлет ни больше ни меньше как к Достоевскому. Все это выглядит как репетиционные пробы — многие из которых следовало отбраковать, да вот времени не хватило.