Спектакль в Санкт-Петербурге

В Мадрид, в Мадрид!

Пока свежи воспоминания…
Под видом черно-белого трагифарса с элементами абсурда, вам подадут патологически-безблагодатный поток подросткового эпатажа, с полным набором пошлых пубертатных штампов (грязная игра слов, срывание одежд с пожилых тел, надрывные крики, надувание контрацептивов, замызганная порнография). Может быть сие действо - это анализ несвежего белья духа по методу Достоевского, и подразумевает обязательный катарсис или, как минимум, возможность разглядеть за грязью душ божественный свет? Даже не надейтесь. Только нагнетающий градус истеричности вампирский паноптикум, высасывающий до дна бедного зрителя, которого недодоила его личная бытовуха. Ребята, держитесь от этого болезненного потока серенького сознания подальше, а то неровен час, примете балаган за Театр.

Все началось с испанского Петербурга еще в прошлом веке, в 1999 году, дипломным спектаклем "В Мадрид, Мадрид!" в тогда еше ЛГИТМиКе. По мотивам пьесы Алонсо Мильяна "Цианистый калий… с молоком или без?" Эренбург со своими студентами наиспанил "черно-белый трагифарс". Обыкновенно студентческие спектакли прославляются своей энергией, и превращаются в репертуарные благодаря ей также, но продолжают существовать, когда в этих мальчиках и девочках из разных городов теплится что-то большее, когда мастер курса успевает за четыре коротких года разбудить в них актерскую глубину. Эренбург разбудил, распихал, облил водой, защекотал, а потом расцеловал. И теперь их глубина, их глубинность бодрствует всегда.

В "Мадриде" все в черном, уже нарядились в траур в ожидании смерти дедушки Дона Грегорио. Дон Грегорио и не думает умирать, хотя ему и 92, у него всего лишь бронхит, при удобном случае он звонит своей любовнице и назначает встречу. Вся семейка готовит черный кофе с цианистым калием для дедушки и параллельно для приехавшего племянника Энрике с невестой Мартой и ее расчлененным мужем в чемодане. У Эренбурга черный юмор еще более гротескен, еще более черен, но и не менее безобилен. Мама Адела страстно танцует в инвалидной коляске под улыбающимся во весь рот портретом дедушки в черной рамке. Они кажутся испанцами до мозга костей, но иногда в памяти всплывает картина питерской коммуналки, с добродушным слегка придурковатым дедом на кухне. Такой дед у Эренбурга, он строит рожи, хохочет до упада и всегда готов помочь, например, ликвидировать чемодан с трупом. И все там, подобно трем сестрам, хотят в столицу, в Мадрид, там будет все по-другому, и у них выйдет, и они верят, и говорят об этом и мыслят. Единственная проблема - деньги. Но какая это проблема для настоящего страждующего испанца?

О любви так много сказано и поставлено, что тема набила оскомину. Эренбург взял в руки медицинский нож и повернул к этой птице-любви с другой стороны, непривычной и неожиданной. Поворот получился резкий, залихватский. Зритель по дороге выпал. И так и остался сидеть на обочине, задумавшись о своей птице. Зритель не захотел обрезать крылья своей птице и спрятал свой нож подальше. Спрятал навсегда.

В скучном петербургском театральном болоте этот спектакль - настоящий взрыв энергии. Очень необходимой энергии. Они говорят о самом важном без фальши, без пошлого надрыва, на грани добра и зла, стуча по нашей башке испанским веером. Зла много, так много, что в итоге грань перевешивает и зрителю дают понять, что с ним будет, если его руки будут пахнуть какой-нибудь гадостью. Мечтать дозволено всем, а вот воплощать мечты позволено лишь добрым и не запачканным людям. Пачкаться не стоит, стоит уважать и любить. Только в этом случае герои спектакля Эренбурга смогли бы достичь своего Мадрида. А мы с вами своей Москвы, своего Петербурга и дальше по списку.

Эренбург и его актёры почти довозят меня до моего Мадрида. Мне только остаётся сделать один важный телефонный звонок, угнать мотоцикл и триумфально въехать в Мадрид

Впервые я вышла из зрительного зала и не смогла ответить на вопрос «А мне понравилось?». Не знаю. Именно не знаю. Ничего не могу сказать. Очень странный спектакль, вызвавший у меня очень разные и в основном неприятные чувства, хотя и приятные тоже были, но меньше.
Очень трудно выразить свои мысли и ощущения, но попробую.
За первые десять минут мне захотелось уйти. Встать и уйти. На сцене творился хаос, психоз, истерики, люди сходили с ума. Четыре женщины в черном и один мужчина, одна женщина – в инвалидной коляске. Они все ждут смерти деда, который истошно вопит за стенкой и несет всякий бред. Это ужасно. Кровь стынет в жилах. Они ждут его кончины. Я не знаю, знает ли режиссер, но так неистово кричат сходящие с ума больные раком в последние минуты их жизни, когда наркотики уже не помогают. А у него так кричит дед, больной бронхитом. Не смешно. Страшно.
Пять человек ждут смерти. И они её хотят. Это ужасно. Но, так, увы, бывает и в жизни.
Истерики, бесконечные истерики – взрослая незамужняя дочь, которой надоела мать, дед и остальные родственники – ей хочется свободы, ругается с матерью, которая также хочет свободы, но прикована к инвалидному креслу. Мать и сын – типичная история – мать доводит своим опекунством и своими нотациями уже взрослого сына до нервного срыва. Все кричат. И это действует на нервы.
Они решаются отравить деда – полоумная родственница приносит цианистый калий. Она тоже несвободна – её мужа прячут от неё на чердаке, а на ней – пояс целомудрия.
Но не вышло – приезжает племянник с любовницей, и цианистый калий достается проходящему мимо местному маньяку, которого и кладут в гроб вместо деда, который поправился и уехал с любовницей, благодаря помощи племянника.
Но на этом сюжет, как и смерти не заканчиваются – полоумная родственница отравила и парализованную мать, и дочь, и племянника.
А сама сказала «Свобода». Свобода ценой чужой смерти. Конец.

Спектакль о покалеченных человеческих судьбах, о том, что у каждого свой скелет в шкафу. Все в каком-то смысле калеки.
Парализованная мать – довела мужа до того, что он выкинул её с балкона, шесть раз. Теперь она в кресле.
Дочь – прикована к дому, а её возлюбленный на 30 лет посажен в тюрьму. И она из принципа хранит ему верность. Но хочет ли она этого по-настоящему?
Племянник – в чемоданах он возит труп мужа своей любовницы, и чемоданы не хотят от него уходить – как он ни старается их сбыть – они возвращаются. Он постепенно сходит с ума, не зная, что делать дальше.
Полоумная – её держат взаперти, лишили мужа, любви, счастья, а ведь она оказалась умнее многих.
Красной нитью через весь спектакль проходит присказка «Любовь – птица. Её не поймаешь, крылья не пообломаешь».
И ведь умерли все те, в чьих сердцах уже давно не жила настоящая любовь, жажда жизни или к кому любовь больше не могла прийти, те, в ком посилилась злоба, ненависть, жестокость – мать, дочь, племянник. А кто остался? Дед, который и в свои 92 не терял сил, активности и любовницы. Марта, которая свято верила, что её замечательный муж жив и к которому она порывалась вернуться. И полоумная с мужем – так страстно желавшая счастья.
Очень сильный момент танца матери на инвалидных колясках – жутко. Давит. Думаю, не случайно она парализована – не может уйти от себя, будущего нет, как ни старайся.
Страшно, когда опять же, парализованная мать выезжает на край сцены, свет гасится, и лишь она одна освещена и рассказывает о любви-птице – безумие чувствуется в ней.
Я не буду советовать этот спектакль друзьям. В нашей жизни и так много черноты, грязи, жестокости, и хочется хоть где-то отдыхать от этого, а здесь… Нет, спасибо.
Но если вам нравится черный юмор, нравится смотреть, как людей заживо укладывают в гроб – вперед, вам сюда.
На вкус и цвет товарищей нет

или о тщете всего сущего

«Какого …?» - рождается поначалу вопрос то ли от возмущения, то ли от сопереживания, но уж точно не от равнодушия.
Неискушенный нетеатрал, я отправилась на постановку труппы Небольшого Драматического Театра (в народе – НДТ) за компанию с друзьями в один морозный декабрьский день, который выступал в «Балтийском Доме». Театром руководит Лев Эренбург. Дипломная постановка, увидевшая свет в 99-ом, переросла в нечто большее, и теперь полюбилась зрителям не только Петербурга, но и Москвы, куда иногда приезжает, хотя в московский «Сатирикон» дает свою интерпретацию произведения. Пьеса поставлена по произведению незнакомого мне испанского автора Хуана Хосе Алонсо Мильяна «Цианистый калий с молоком или без…», длится два с половиной часа с антрактом. В антракте не захотелось срочно бежать и пить коньяк или цианистый калий, хотелось ни с кем не делиться впечатлениями и дождаться продолжения.
Жанр, заявленный знающими людьми, звучит как трагифарс, черная комедия. Из черного, кроме событий, была сцена и костюмы. Вообще, постановка выглядела вполне графично: костюмы мимика и пластика и смена действия немой статикой.
Дабы не испортить ожидания, коротко о сюжете. Место действия – испанская тьмутаракань, город Бадахос, дом обычной с виду семьи. Но даже лупы не нужно (о ней в спектакле еще будет речь), чтобы увидеть все недостатки, комплексы и наивные ожидания героев. Мать в инвалидной коляске, которая «ей к лицу», ее дочь, старая дева, их дальняя родственница с аккордеоном и сыном-заикой и сыщиком ждут кончины 92-летнего деда. Не дождутся – дед во всю пляшет и поет. Правда, пока мы слышим лишь маразматическое пение или стоны из-за кулис. И этот дед – камень преткновения, на пути к землям обетованным каждого из героев: кто в Москву, кто в Мадрид, кто на Голопагосские острова… здесь уже и гроб готов для старика, и инструменты для траурного марша, а он все не кончится: лежит себе и поет. В пьесе выведена глухонемая дочь хозяйки дома - Жюстина, у которой есть бесплодный муж-спекулянт, тоже ума недалекого. Жюстина должна купить отраву для крыс. Цианистый калий ждет своего часа, пока в доме разгораются страсти. Приезжает племянник, приличный с виду мужчина, врач, который берется ухаживать за дедом. Он приезжает с любовницей и кучей чемоданов, набитых черт пойми чем. Это вам затравка для небольшой детективной линии.
Каждый из героев жаждет любви, которая неуловима, точно птица, то манит крылом, то беспощадно клюет. И тут же рефреном из «Кармен»: «У любви как у пташки крылья, Её нельзя никак поймать. Тщетны были бы все усилья, но крыльев ей нам не связать».
Вывернутая наизнанку игра актеров, гипертрофированные образы, крики до хрипоты в горле, несколько эпатажные действа – все это стоит увидеть, чтобы вынести собственное впечатление о постановке. Испанские страсти с русским акцентом, жестами и русским излюбленным матерком. Мгновение – и ты со-участник и со-творец этих страстей. Что касается меня, то я однозначно сопереживала каждому из героев, стараясь не узнать себя в них.
Ума не приложу, над чем так гоготали зрители, когда у меня наворачивалась слеза от всего происходящего, быть может, посыл автора был в слезах сквозь смех и наоборот, как это бывает в обыденной жизни. Так было со сценой про лупу. Мать просит сына показать лупу. Просит, уговаривает, кричит, падает на колени. В итоге она естественно скажет – «А уже и не надо!». Классический пример женского довлеющего надо всем контроля, гиперзаботливого воспитания, заботливого настолько, что сын заикается и временами просто уходит в бесконтрольную спячку.
Человеку всегда свойственно хотеть большего, чем он имеет. Старая избитая истина гласит, что хорошо везде, где нас нет. Ты это всегда хорошо знаешь и, тем не менее, промозглым питерским днем тебе хочется солнца, на крайняк – просто света, и ты задумчиво твердишь: «В Мадрид»… и продолжаешь бездействовать.