Драматический |
16+ |
Владимир Мирзоев |
6 апреля 2017 |
2 часа 20 минут, 1 антракт |
О том, что любое слово и действие всегда можно истолковать двояко и наделить его совершенно противоположным смыслом. Очень злободневно! Вызвал бурное обсуждение и совершенно противоположные впечатления в нашей компании. Наверное, таким и должен быть спектакль. Лично мне -очень понравился!
Без Мирзоева
Просмотр первого действия этого спектакля – нелёгкое испытание, оно утомительно-разговорное, причём в этом бесконечном часовом разговоре-диалоге нет конфликта, нет ничего «человеческого» за что вниманию зрителя можно было бы зацепиться, только функциональное, студенческо-преподавательское. Студентка-двоешница не может сдать курсовую работу, а препод красуется перед ней своим интеллектом, рассказывает ей байки про переоценённость и ненужность высшего образования и т.п. Но нудное первое действие является необходимым предусловием к конфликту второй части. После спектакля я посмотрел фильм, поставленный по этой пьесе, там за счёт киномонтажа первая часть не смотрится утомительно-монотонно. У меня возникла полная иллюзия, что на маленькой сцене РАМТа ЭТО поставил кто-то из старых режиссёров старого вербального театра середины ХХ века – Вл.Андреев или даже Мих.Кедров, не было никакой остроты и почти никакой театральности, никаких следов яркой мирзоевской режиссуры, даже скромного доковского Мирзоева в первом действии не было.
С Мирзоевым
С самого начала второго действия проявляется конфликт, герои как бы меняются позициями, преображаются, прежде всего студентка, она перехватывает инициативу, у неё меняется взгляд, интонации, рулит диалогом уже она. И режиссёр укрупняет конфликт, приближая его к зрителям, убирая первый ряд со сцены в зрительный зал, на этом месте ставит стол, подсвечивает его, и конфликт разгорается в тот момент, когда он включает чайник, тот перед закипанием гудит, но гул уж очень сильный, и это уже гул конфликта, гул борьбы за власть, за право властвовать, и эта борьба полностью поглощает и жертву, и победителя, и в этой власти, в смаковании её (иначе невозможно обозначить последнюю реплику победительницы), есть нечто иррациональное, возможно что-то инстинктивное, выдавленное из тёмных глубин подсознания. Второе действие, безусловно, мощнее на маленькой рамтовской сцене, чем в фильме. Ну а финал уже чисто мирзоевский, ярко театральный.