Спектакль в Москве

На дне

Был на спектакле "Без Солнца",лучше я ничего не видел.Все гениально и игра актеров, и постановка.Я думаю это лучший театр Москвы.(во многих бывал)

Спектакль очень хороший. Классическая постановка горьковской пьесы. Актёры играют прекрасно, отдаются игре, образу. Очень хорошо водить школьников во время изучения этой пьесы. Сама вспомнила свой 10 класс. Труппе Сиренко браво! Молодцы!

Актёры играют на разрыв, талантливо. Образы в спектакле раскрыты очень достоверно. Произведению более 100 лет, а ощущение, что всё происходит в наши дни. Спасибо, что за талантливую постановку!

Классическая постановка. Сыграна бесподобно, правдиво. Вживаешься в атмосферу, становишься соучастником беспросветной жизни простого люда.
Пересмотрела уже половину репертуара этого театра и эта постановка далась мне немного труднее, чем предыдущие, но, я отнесу это скорее к сюжету самой пьесы, к ее автору, а не к актёрской и режиссёрской работе.
Тем более когда играет сам Игорь Михайлович Сиренко-это всегда праздник и настоящий пир души. Он -олицетворение таланта, мудрости, профессионализма.
Рекомендую к обязательному просмотру школьникам, студентам, а также все любителям классики и людям, умеющим и желающим думать, а не развлекаться.

Без солнца, или лунное затмение.
Это не предложение названия нового фильма из «солнечного» цикла. Пьеса, написанная в начале 1900-х годов, с тех пор идет в театрах под названием «На дне». Например, я ее смотрел в театре «Сопричастность» в Москве.
Создатели спектакля решили (об этом можно прочитать в программке), что пьеса создана на злобу дня и посвящена последствиям экономического кризиса конца 19-го века (что это был такой за кризис, не очень ясно, но не суть).
Но автор начинает спектакль передразниванием одного из диалогов Евангелия, когда некая жена принесла Иисусу алабастр драгоценного мирра и смочила им его волосы. Это вызвало возмущение некоторых из присутствующих, которые сочли более целесообразным это миро продать, а деньги раздать нищим. Тем, кто жил в России в начале прошлого века, это место(и далее ответ Иисуса на это предложение) был хорошо известен, особенно образованному сословию, независимо от того даже, хотели они про это знать, или нет. Это диалог Актера и Костылева. Актер просит Костылева, хозяина квартиры, простить ему 50 коп., Костылев отказывает ему, мотивируя это тем, что лучше будет на эти 50 коп. купить масла и залить его в лампаду.
Позиция эта обозначает произведение как принципиально антихристианское. Линия, ради которой в пьесе появился Актер, достаточно плоская. Лука-странник (вспомним, что и Иисус говорил о себе как о неимеющем где главы преклонити) соблазнил его обещанием места, где он обретет покой и блаженство. Актер поверил Луке (вместо того, чтобы поверить Сатину и продолжить попытки честным трудом зарабатывать пятиалтынные и выйти в люди), а в итоге пошел за околицу и удавился. Ничего, кроме слегка топорной параллели с Евангелием, тут нет и быть не может.
Но вот на сцене появляется Лука. Понятно, что Горький изобразил его мякишем. Но в сопричастновском Луке столько этого мякиша, и такого Сладкого (Горький, наверное, был бы доволен), что только и ждешь, когда он уйдет со сцены. Все те аргументы против тех мест из Евангелия, которые Горькому не приглянулись, Алексей Максимыч вкладывает в действия Луки. Беспомощность и порой даже вредность его проевангельских действий – вот аргумент А.М. Аргументы эти сами по себе не слишком далеко ушли от уровня кружка научного атеизма районного дома пионеров и школьников, в смысле остроты плоскости. Желание поспорить с Евангелием принижало даже великие таланты. Вспомним историю о девочке, которой родители запрещали есть сливы, стоявшие на столе, а она их съела, подавилась и умерла (кажется, так) у Л.Н. Толстого. Ну хорошо еще, что не яблоки на столе лежали, ага? Просто косточками от яблок трудно подавиться, вот и приходится тут выкручиваться, как сказал бы Станиславский…
Сопричастникам выкрутиться от нудности Луки, заложенной в него Горьким, не удалось. Но это же спектакль, а не школьная читка (хорошо бы, конечно, эта пьеса покатилась бы оттуда ко всем Матерям).
Но у Горького, к несчастью, есть и второстепенные персонажи. Они должны показать, как тяжела и неказиста жизнь советского артиста. Горький накачал их не приторной сладостью, а чернушной горькостью. Ну его право. Допустим, Алеша-сапожник рассказывает, как они с изменщицей-женой дубасили друг друга по голове железными девайсами. В этом утомительном монологе мелькает деталь. Сапожная мастерская была оформлена на Алешину жену. Уж кому-кому, как не А.М., не знать, что это были настолько редкие случаи и обсуловленные настолько редкими обстоятельствами, что позиционировать их как типически ну, по меньшей мере, странно. Герои Горького (а, значит, и он сам), например, Сатин, знают, что за убийство в драке будет не каторга, а тюрьма, т.е. они знакомы с содержанием Уложения о наказаниях. А Барон за растрату получил каторгу… Хм.. Очень спорное утверждение и его основной монолог весьма утомителен. Да, Горький сделал их неправдоподобными и утомительными, но мы все-таки в театре, а не в избе-читальне, действие должно быть занимательным.
Возьмите вахтанговскую «Женитьбу» Гоголя. Там герои тоже озвучивают те или иные свои бытовые детали и впечатления, но в их речи чувствуется действие. Их слушать не скучно. Ну сделайте же что-нибудь с Горьким, чтобы он не был такой невкусной едой для глаз и ушей… Или антихристианскую идею, подаваемую в лоб, вообще нельзя сделать съедобной? Ну тогда сделайте хоть того же Луку не просто тошнотворным комочком манной каши, а законченным идиотом, тут вы не пойдете против автора… Действие и драйв чувствуется в игре Насти – гражданской жены Барона(Александра Солянкина). Ее это устраивает, но при этом она хочет чего-то еще, чтобы ради нее… Ну так она себя и играет, пусть это проще, но хоть зрелищно… Обваривание кипятком Наташиных ног могло бы вывести режиссера на какое-то зрелищное действие, но не случилось…
Наконец наступает время монологу Сатина про человека, который звучит гордо. Ура! Как говорится, время близится к обеду, нам пора прервать беседу.
Ведь эти пара-тройка минут, по сути, манифест. И это, наверное, немногое из того, в чем просвечивает реальность в этой пьесе. Он парадоксальным образом отрицает или, как минимум, не замечает Дарвина, якобы утверждавшего, что человек произошел от обезьяны. Ну согласитесь, если человек – это звучит гордо, то причем тут обезьяна? Речь идет не просто о том, что творение равнозначно творцу (по идее, это не противоречит Евангелию), а о том, что творение – оно само творец и превосходит творца.
Это и было антирелигиозным манифестом начала 20-го века, ради которого и нырнул Горький в придуманное им дно, а не теория Дарвина…