Новый фильм Отара Иоселиани про злоключения разжалованного министра на парижском дне.
Комедия |
14+ |
Отар Иоселиани |
6 сентября 2006 |
1 час 55 минут |
Наверное, министр из него (Бланше) и впрямь был неважный, раз той осенью на парижских бульварах вместе с кленом зарделся кумач, а возмущенная толпа завела ладно бы «Интернационал» — «Взвейтесь кострами»! За это его — вместе с медалями, арбалетами, статуэтками лошадок и гравюрами кабанов — попросили из кабинета. Жена (Мотт) тотчас перенесла свою задрапированную в Gucci задницу к более успешному коллеге, любовница отказалась приютить. Только маман (переодетый в высокие букли и кружева Мишель Пикколи) больше впечатлилась ссадиной на его запястье, нежели отставкой и разводом, выдала денег на первое время и ключи от старой семейной квартиры — да негры давно ее превратили в сквот. В довершение бездомного министра облили помоями — но выросшая в проститутку подружка детства подобрала бедолагу, научила не стоять под тем опасным балконом, с которого льют гадость, помыла и спать уложила.
И так до без конца: тумаки сменяются нечаянными ласками, безвыходные ситуации — внезапными обретениями и наоборот. Носитель западного склада сознания, привыкший повсюду находить рациональное зерно, рискует заплутать в авторских намерениях и выводах, во всех этих бесконечных завязках и развязках, противопоставлениях богачей и бедняков, в семантической игре с животными, живыми людьми и тенями кинопредков (Иоселиани реанимирует самые разнообразные образы старого кино, от вертлявого итальянского комика Тото и сухопарой уборщицы Рины Зеленой из «Подкидыша» до викторианской фифы Ванессы Редгрейв из «Убийства в «Восточном экспрессе»). В «Садах осенью» Отар Давидович оказался как никогда близок к работам своего любимого комедиографа ЖакаТати — несуетным пантомимам, где больше хмыкают и лопочут общие фразы, чем связно разговаривают, где попавшие в кадр кипящие кофейники и драндулеты — не говоря уже о слонах, кабанах и леопардах — имеют не меньше собственного мнения, чем персонажи-люди, а люди, напротив, норовят окарикатуриться не до мультяшек даже, а до рисунков из самоучителЯ иностранного Языка. Короче, «теперь медведь стал подобен человеку, и человек — медведю», как завещал великий Фолкнер. Нет иерархии — только горизонт, один для всех, недосягаемый навсегда. И если где и искать зерно в этой упоительной, как незапланированная попойка, картине, то во фразе одного высокопоставленного африканца: «Сегодня я министр, а завтра — кто знает?..Следует помнить всегда: жизнь — она долгая».
Великолепный фильм. По ощущениям - это зеркальное отражение "Скромного обаяния буржуазии" с хеппи-ендом. Настроение и мелодия фильма также несколько перекликается с "Прогульщиками" Левана Когуашвили. Все-таки чувствуются православные истоки и, видимо, не случайно в фильме присутствует батюшка Иоанн и и целая гвардия сопутствующих алкоголиков и тунеядцев. Мне кажется, по стилистике развязной и сдобренной алкоголем жизни, главный герой мог быть, скорее, нуворишем, оказавшимся в Париже начала двадцатого века до известных событий. Очень трудно представить себе утонченного француза в министерских пагонах поддерживающим постоянную связь с африканкой-любовницей. Возможно, однако, мое представление о французах как чопорных националистах несколько отстали от реальности??? Последняя сцена с матерью в центре стола и жизни любого даже очень взрослого сына-министра почему-то напомнила «Зеркало»… Юмор, конечно, далеко не прямолинейный, но в этом и прелесть подобных фильмов ) В любом случае, думаю, стоит посмотреть любителям неторопливого синема.
Честно говоря, просто нет слов. Почти после каждого его фильма мне вспоминаются строчки из одного моего стихотворения: "И гляжу на землю маленьких людей глазами Бога, и с улыбкой той же сребромудрой". После этого фильма это ощущение было каким-то особенно сильным. А ещё было тревожное ощущение горечи - есть ощущение, что этот фильм великий грузинский мастер снимал как последний, как лебединую песнь. Осень жизни, выбор гроба в качестве эпиграфа и этот вдруг взметнувшийся в самом конце безумный влюблённый взгляд камеры в небо и на зелёные деревья, снизу вверх, будто прощальный... Это очень неожиданно случается, ибо не свойственны ни фильму, ни вообще Иоселиани такие вот откровенно романтические взгляды в небо, да ещё под такую неожиданно трагичную музыку... Да и закончить творческий путь таким воплощённым совершенством, как этот фильм - достойное окончание пути... В общем, наряду с преклонением перед этой новой киноиконой осталось некое тягостное чувство прощания... Очень надеюсь, что ошибаюсь.