Фильм

Лето с Моникой

Моника (Харриетт Андерссон) – легкомысленная девушка, которую знает (порой весьма близко) каждый молодой человек в районе. Однажды она встречает застенчивого Харри Лунда (Ларс Экборг) и они влюбляются друг в друга. Походы в кино, кафешки, ночные прогулки приводят к тому, что Харри вечно не высыпается и опаздывает на работу, в результате чего его оттуда просят. К тому времени Моника, на которую пьющий отчим поднял на нее руку, убегает из дома и живет у Харри на лодке. Оставшись без родных (отец Харри попадает в больницу) и дел в большом городе, молодые люди решают бросить все и отправиться на лодке, куда глаза глядят. Они находят практически необитаемый остров и, если отбросить несколько довольно досадных неприятностей, что происходит с ними там, проводят лучшее время в своей жизни. Однако, лето заканчивается, равно как и еда с деньгами, и молодые люди вынуждены вернуться в столицу, где их ждет пугающая серость будней. Моника к тому времени уже ждет ребенка, и ребята на скорую руку женятся. Чтобы содержать жену и ребенка, Харри устраивается на работу, где довольно быстро добивается своим усердием и трудолюбием признания, однако дома скучающая жена принимается за старое.

Еще один шаг Ингмара Бергмана в известность и тот облик творчества, каким он любим. Первое, что бросается в глаза при просмотре этого образчика киноискусства – феноменальная новая звезда Бергмана Харриетт Андерссон, сочетавшая в себе убийственную смесь сексуальности, распутности, юности, энергии и эмоциональности. Буря, перед которой могут устоять только хорошо укрепленные постройки. Их познакомил шведский режиссер финского происхождения Густаф Моландер. Увидев Харриетт, выступавшую в весьма откровенном одеянии, Бергман сразу понял, что она находится на идеальной точке, где встречается талант актрисы и чудесные формы женщины. Мало кто полагал, впрочем, что из нее получится именно большая актриса, многие видели ее лишь секс-символом, но она смогла стать «Бриджит Бардо» Бергмана и привнесла в его картины дополнительные эмоции, живость, непринужденность, энергию и, конечно, сексуальность. Бергман влюбился в нее не только как автор, но и как мужчина. Это, безусловно, осложнило его личную жизнь, и без того не самую простую. Но осудить его, наверное, сложно.

В этом своем фильме Бергман, наверное, в первый раз так сильно углубляется в попытку очеловечивания природы и использования ее в качестве эха настроений, поступков, образа мышления персонажей. И до этого испытывая интерес к чеховской драматургии, режиссер в этот раз весьма активно нагнетает мрачные облака на горизонт, загоняет пронзительный холодный ветер в кадр, царапает декорации и задник острыми кусками скал, брызжет на экран свежестью морских брызг, греет изо всех сил холодным северным солнцем. А в одной из сцен он соединяет две своих новаторских линии – новую шикарную актрису и яростное использование природы, и отправляет обнаженную Харриетт Андерсон купаться прямо перед зрителем. Конечно, по сравнению с современными нормами морали эта сцена вызывает в лучшем случае усмешку, но по тем временам, конечно, скандал. Бергман, кстати, признается, что на мысль вставить подобную сцену в кино, его натолкнул увиденный в 18-тилетнем возрасте фильм чешского режиссера Густава Махатехо «Экстаз», который стал для него доказательством того, что одним визуальным образом можно рассказать историю.

Во многом, если перестать петь оды чудесной Андерсон, столь свежий и яркий фильм получился у Бергмана потому, что снимал он его быстро, и снимал прямо на природе. Так получилось, что он во многом оказался на одной «новой волне» со своими коллегами из Франции, которые в то время принимались свергать то кино, которым десятилетия назад восторгался и сам Бергман. И речь идет не только о технической стороне дела – обилия натурных съемок, уменьшение роли музыки в фильме, вызывающе смелый монтаж и визуальный ряд. Сами герои картины шведского режиссера – бунтовщики. Моника постоянно жует жевательную резинку, курит, не прочь выпить, обладает весьма спорными моральными принципами, ворует еду. Но у Бергмана она – не реакция на заскорузлую корку общества, не отвертка, которой пытаются пронзить броню «папочкиного кино». Она – зверь на свободе, хищница, которая зубами рвет мясо, рычит и защищает своего ребенка. Конечно, до тех пор, пока она на свободе, в неволе она обречена. Она не знает, как жить в клетке и ее подобные условия подсознательно доводят до то ли страха, то ли тоски. Впрочем, есть еще одна параллель между Бергманом и «нувель вог» - режиссер визуально использует и снимает ее именно так, как это будет делать тот же Годар с Бордо.

Итак, «Лето с Моникой» становится одним из наиболее известных сегодня относительно ранних фильмов Бергмана. И ключевых. Впрочем, те, кто знают Бергмана по его более поздним тяжеловесным лентам, вряд ли узнают своего любимого режиссера в этой яростной, грубой, бурлящей страстями, сверкающей когтями, визжащей затравленным зверьком картине. Герои фильма – это выходцы из самых низких слоев общества, у которых ничего, кроме друг друга, нет. Студенты, балерины и прочие музыканты с преподавателями ранних картин растворились в небытие. Умудренные опытом и переживающие сложнейшие философские конфликты пары пока еще не появились на горизонте. Миром кино Бергмана правит дикарка. Впрочем, пока длится лето. А осенью они вернутся в Стокгольм, в объятия той правильной жизни, для которой ни сама героиня, ни ее любовь с милым глупым Харри, просто не предназначена. В прокате фильм вызвал довольно скомканные отзывы. Многие не поняли и не приняли Монику. Американского прокатчика притащили в суд за столь скандальный фильм, что послужило причиной того, что ленты Бергмана в США крутились в 70-х в небольших ночных кинотеатрах, которые называли «артхаусами».

Безбашенное и довольно поверхностное кино. Ясно одно: они хорошо провели время. Бергман не врал: у Гарриет Андерссон есть подлинная кинематографическая гениальность. Это не значит, что она потрясающая актриса, это означает, что она полностью использует все возможности и преимущества кино. Есть эта хрестоматийная сцена, где она взглянула в камеру и вдруг смотрящий из своего телевизора на нее понимает, что она глядит прямо в него. Персонально в зрителя. Это какой-то странновато бесстыдный, но в то же время упоительный, контакт.
А вся история про то, как парочка думала, что смогут быть счастливы, живя в шалаше, а когда лето кончилось, поженились и развелись.