Фильм

Титан

Озлобленная на весь мир танцовщица (Агата Руссель) с титановой пластиной в черепе, которую ей туда вставили после автомобильного инцидента в детстве, испытывает нездоровое влечение к пиромании (поджигает родительский дом с папой и мамой, запертыми в комнате) и сексу с металлическими предметами. Благодаря этому она сперва сношается с выставочной ретромашиной, на капоте которой она недвусмысленно танцевала ранее; от этого коитуса даже появляется необычный ребенок. Потом пытается откусить коллеге пирсинг из соска, убивает ее и всех свидетелей, а затем набивается в сыновья к сумасшедшему старику (Венсан Линдон), который увлечен идеей вечной молодости и не совсем естественным способом развивает свою мускулатуру.

К свежему лауреату «Золотой пальмовой ветви» легко находятся претензии профессионального толка. Так, утверждается, что «Титан» в целом продолжает дело Дэвида Кроненберга, ничем не дополняя боди-хорроры, что снимал тот сумрачный канадец. Конечно, странно вообще предъявлять в 2021 году фильму за вторичность: никакого первичного кино не бывает, все истории уже давно рассказаны, и теперь миром правят узнаваемые режиссерские интонации. В этом смысле «Титан», безусловно, наследует и «Автокатастрофе», где люди увлекались сексом в сеттинге дорожных аварий, и «Видеодрому», в котором главный герой сливался телом с экранной нереальностью. Но даже по кратчайшему синопсису «Титана» становится понятно, что фильм вовсе не исчерпывается эстетикой биологического отвратительного, а выходит куда‑то за грань возможного и здравого смысла.

Кстати, подобные работы появились во французском кинематографе не сегодня и не вчера. Обе картины Дюкорно, и «Титан», и «Сырое», вписываются в традицию так называемого нового французского экстрима, граничащего с арт-порно. Известный порноактер Рокко Сиффреди играл главную роль в фильме «Порнократия» Катрин Брейя, где сношал девушку при помощи черенка от садового инструмента — и это была не просто девиация, снятая на пленку, а, натурально, искусство.

К тому же течению относят Гаспара Ноэ («Необратимость»), Леоса Каракса («Пола Икс») и так далее. Превращать секс в арт — это национальный французский киноспорт. Само понятие девиации таким образом отвергается: если никто на съемках не страдает и актеры занимаются имитацией половых контактов по собственному предварительному согласию, то тогда трудно обвинять авторов в эротомании и неэтичном кинопроизводстве. Снимайте что хотите, лишь бы это имело некий художественный смысл. Он присутствовал и в «Сыром» — напомним, это был хоррор с Гаранс Марилье в роли студентки (в «Титане» она играет в основном своим пирсингованным соском), которая начала понемногу поедать сокурсников по ветеринарной академии. Там это, допустим, еще не имело заметного глубинного подтекста — просто Дюкорно исследовала те грани трансгрессии, куда даже новый французский экстрим добирался редко (из каннибальски ориентированных фильмов вспоминается разве что вампирский «Что ни день, то неприятности» Клер Дени). А вот «Титан» явно подразумевает нечто большее.

Все бесчинства в «Титане» показаны максимально графично и открыто, безо всяких купюр, убедительно и тошнотворно. Даже несмотря на подчеркнутую реалистичность, все это явно происходит не совсем в нашей действительности — присутствует элемент магического реализма, когда из‑за угла выкатываются озабоченные автомобили, и Алексис с удовольствием подвешивается на задних сиденьях и принимает в себя невидимый фаллос железного зверя. Понятно, что воспринять весь этот кровавый гэнг-бэнг как остросоциальный комментарий не получится: не вполне ясно, чьи права защищает эта картина (права автомобилей на секс с людьми? право человека на убийство себе подобных?). Выходит, что Дюкорно наградили не за то, что она собиралась своим фильмом поменять мир. А за что тогда?

Кажется, что главная тема «Титана» — потеря человечеством целостной телесности. Раньше тело было храм, а теперь — инструмент. Бесконечный поиск собственной сексуальности раскрепощает и эмансипирует, наступили новые времена, когда даже подобный экстрим, пусть гиперболизированный и в киноформе, не вызывает лишних вопросов. Конечно, убивать людей — это не окей. С другой стороны, на эту скользкую дорожку Алексис ступает сначала с понятной мотивацией: она пытается избежать изнасилования, то есть нежелательного контакта с поклонником, который почти сразу набивается с дружбой и при этом лезет целоваться. Получается, что это поломанное, больное общество толкает ее на убийство — другого шанса отвертеться (позвать полицию, которой все равно нет никакой веры) у Алексис нет.

Но все последующие события трудно оправдать чем‑то, кроме безумия. Например, тот инцидент с соском Гаранс Марилье — видимо, протагонистку возбуждает только металл и, возможно, насилие. Ее неестественные совокупления с автомобилями вообще выглядят как акт БДСМ — особенно второе, с пожарной машиной, секс с которой героиня осуществляет уже на крайней стадии противоестественной беременности.

Каннам совершенно напрасно приписывают увлеченность исключительно прогрессивной повесткой и социальными проблемами. На самом деле те же фильмы — пускай лауреаты «Золотой пальмовой ветви» часто дискутируют с мироустройством по поводу всевозможных несправедливостей, но делают подчас в столь затейливой форме, что в конъюнктурности этих авторов обвинять просто нелепо. Они явно снимают о том, что наболело, так, как умеют и хотят только они сами. То есть налицо авторская позиция и интонация, а такое кино невозможно снимать исключительно из прагматических соображений.

Канны вообще в последние годы усилились. В 2019-м «Паразиты», фильм на корейском языке, сенсационно выиграл «Золотую пальмовую ветвь», а затем «Оскар», хотя тех, кто голосует за номинантов и победителей премии Американской киноакадемии, традиционно считают ненавистниками кино в оригинале с субтитрами. Но времена, очевидно, меняются, и теперь бескомпромиссная установка Каннского фестиваля на глобализацию кинопроцесса и гарантию уважения ко всякому авторскому замыслу — в тренде. Понятно, что на интернационализацию монополизированного Голливудом кинематографа поработал еще и быстро расширяющийся во всех странах мира видеосервис Netflix, но все же там показывают другие фильмы, чего‑то уровня «Паразитов» и не снятого в Америке там очень мало (или на дне бесконечного каталога).

И в этом смысле «Титан», каким бы странным, сексуализированным и второстепенным этот фильм ни казался, наследует лучшим предшественникам — каннским лауреатам. Это по-прежнему значительное кино, разбрасывающееся экспрессивными экранными находками так часто, что начинаешь даже расстраиваться — ведь из этого фильма у какого‑нибудь не столь талантливого режиссера получилась бы франшиза или сериал. Экранное действие бесконечно плотное: каждые две минуты Дюкорно умудряется доказывать нам, что уже увиденное нами еще не так отвратительно и дальше будет только жестче.

Здесь всюду ощущается незримое дыхание нового, невиданного еще кино — и это радостное предчувствие, которое трансформируется в четкое ощущение, оправдывает небольшие несовершенства «Титана». Например, перебои с темпоритмом: в середине действие заметно замедляется, но только для того, чтобы в конце переключиться на пятую скорость. «Титан» по максимуму исследует те области человеческих помутнений, куда несмелый режиссер никогда бы не добрался. Неслучайно главную роль играет гендерно-небинарная Агата Руссель — это еще и кино об отмене традиционных гендерных ролей и вообще предопределенности гендера. Когда Алексис молниеносно переквалифицируется в сына Венсана, но при этом продолжает беременеть, несмотря на все попытки кустарного аборта, она таким образом эксплуатирует человеческие ожидания от мужчины, хотя сама представляет из себя носитель для гибрида человека и машины — людей будущего, которые нас непременно победят. Раз уж не осталось никаких мужчин и женщин, так, значит, и к киборгизированному будущему мы уже точно готовы. Во всяком случае, именно это декларирует глубокомысленный и яркий фильм — лауреат «Золотой пальмовой ветви» 2021 года.