Фильм

Снега больше не будет

Волнующий, незабываемый, ни на что не похожий польский фильм про русского массажиста, владеющего настоящей магией

Сюжет этого фильма изложить так же трудно, как объяснить, почему же так сильно разматывает картина польской режиссерки Малгожаты Шумовской («Лицо»), также снятой ею в соавторстве с мужем, оператором Михалом Энглертом.

В Варшаву приезжает трудовой эмигрант, массажист, целитель и кудесник Женя (Алек Утгофф, украинец из сериала «Очень странные дела»), который начинает наминать бока жителям одного закрытого элитного поселка. В каждом из домов — своя травма: мать не справляется с оравой детей; раковый больной радуется жизни и надеется на выздоровление; военный-контрактник не залечил ПТСР после операций в миротворческих рядах ООН и так далее. Всюду Женя предлагает еще и услуги гипноза, погружая клиентов в транс, исполненный в стиле магического реализма, — они бродят по сумрачному лесу, иногда встречая там маму протагониста, погибшую от облучения, полученного после аварии на Чернобыльской АЭС. В финале героя ждет участие в иллюзионистском номере с исчезновением.

На этом сложности с фильмом «Снега больше не будет» вовсе не заканчиваются. От него веет какой‑то первобытной шаманской трансцендентностью, хотя в кадре нам показывают вещи, казалось бы, совершенно обычные, уныло реалистические. Ну подумаешь, злоключения гастарбайтера, мнящего из себя врачевателя тел и душ (один из клиентов в итоге умирает — не спас волшебник Женя пациента), представленного как Мэри Поппинс — потусторонняя няня, приносящая гармонию в чужие дома и улетающая невесть куда. Наверное, все дело в удивительном артисте Утгоффе, которому явно уготована долгая и счастливая судьба в авторском кино. Он, как молодой Удо Кир, приносящий в любой фильм нечто непознаваемое, разгуливает в нелепой черной майке и с гигантской сумкой, где лежит массажный стол. С момента его появления сразу становится понятно, что ничего не понятно. Зачем он явился в этот мир покупного комфорта, зачем дарит избавление от жизненных болей этим измученным нарзаном богачам?

Картина заканчивается титром про то, что последний снег в Европе выпадет в 2025 году. Таким образом становится понятно, что эта картина в том числе и о состоянии планеты, на которую прилетает супергерой Женя, то ли юноша, а то ли видение. Польша — одновременно и Восточная Европа, которая хочет стать Западной (на это намекает вид пасторальных коттеджей, которые обходит Женя), и вестернизированная Россия, вся страна — как незажившая историческая рана, отголоски которой доносятся откуда‑то с востока до сих пор. Женя вглядывается в окошко на унылый постсоветский ландшафт, живет в комнате с ковром на стене. Скоро в этом промежуточном месте, в Варшаве, иссякнет вся магия: действие фильма происходит накануне Рождества, которое совсем скоро, как напоминает апокалиптичный титр, станет бесснежным и потому бессмысленным.

Но пока магия еще есть, и поэтому «Снега больше не будет» с первых же кадров так впечатляет своими необъяснимостью, иррациональной притягательностью. Этот фильм своей магической сентиментальностью напоминает и про «О теле и душе» Ильдико Эньеди, и «Ночь на Земле» Джармуша, и новейшее медленное кино вроде «Слишком стар, чтобы умереть молодым» Рефна, и даже, не побоимся провести это сравнение, «Сталкера» Тарковского.

Самая красота — в самых малообъяснимых моментах: когда Женя перекидывается с прохожей парой слов о погоде на вьетнамском; когда вдруг однажды он станцует балет на лестнице в чужом особняке (режиссер рассказывает, что эту сцену Утгофф придумал сам); когда пьет с русскими железнодорожниками водку на переезде. Такое кино часто остается в жестком андеграунде, не получает никаких призов, а то режиссеров за подобное часто вовсе травят, но для тех немногих, кто его увидит, оно навсегда остается в памяти — как однажды встреченный на рассвете первый снег.