Фильм

Мешок без дна

Где тонко, там и рвётся. А ткань реальности так истончилась, что чтица, фрейлина царского двора, без труда проткнёт её буратиньим носом, свёрнутым из старой нечитаной газеты. И мы тут же, в одну монтажную склейку, перенесёмся из декадентского XIX века, где бомбисты взрывают великих княгинь, в древнерусское кватроченто (которого никогда не было) – из посюстороннего мира княжеского дворца в чащу зачарованного леса, где братья грибы ограбили мертвеца и сказочно (как же иначе?) разбогатели. Тот царевич был убит: то ли расстрелян из лука, то ли зарублен – то ли собственным мечом, то ли разбойничьим, а может, умер от горя. Его царевна не то была изнасилована, не то сама отдалась, не то утопилась, не то вознеслась. А единственный свидетель – мишка косолапый, но он никому ничего не скажет.

Это – «Мешок без дна», долгожданный фильм Рустама Хамдамова; описывать его сюжет – столь же бесплодный труд, как пересказывать стихи или живопись или сон; но в общих чертах так: героиня Светланы Немоляевой – фрейлина, сказочница, ворожея, стройная станом, тонконогая, в зрелищном платье с турнюром – приглашена ко двору великого князя, тяжело переживающего гибель матери, чтобы своим искусством – то мистической сказкой о свершившемся в лесу преступлении на почве любви, то метафизическим анекдотом – заболтать князеву боль от утраты.

Хамдамов не устаёт повторять, что в искусстве всегда форма рождает содержание. В «Мешке без дна» форма совершенна – это какое-то невиданное, небывалой красоты кино, то самое, из золотого века, великое чёрно-белое, где лица актрис сияют, как жемчуг (как сияли у Гарбо, Дитрих, Орловой), актёры актёрствуют, не говорят бытовыми голосами, а свет и тень ведут такую эффектную игру, будто холст экрана – сплошь смарагды да яхонты. Это очень изобретательно придуманная картина, где много тайны и почти нет разгадок, где царит томящая чувственность, и горечь утраты, и мучительное раскаяние, и ощущение близкого слома эпохи, и есть юмор, и высокий наив; где во всём видно мастерство и вкус к кинематографическому аттракциону. Но главное – картина полна незабываемых поэтических (иногда – сюрреалистических) образов; честно, я не знаю другого фильма с таким обилием красоты.

Никто никогда не снимал так лес. У Хамдамова он ошеломляющий – как всё здесь, чёрный, солнечный, будто с гравюр Шишкина – мшистая разлапистая чащоба, пронизанная светом и сквозистой тенью, колеблемая ветрами, таинственная, почти не страшная, где царевич умирает смертью Святого Себастьяна с ренессансных картин, и в озере дрейфует голова разбойника с краденым мечом на челе, и царевна-лебедь воспарила в лодке без дна, и, вполнеба, точно НЛО, стоят в воздухе чёрные воздушные шары раскаяния. А великокняжеский дворец весь рассыпается хрусталём; взгляд камеры блуждает по его закоулкам, любуется обветшалой красотой перегруженных убранством комнат, и газовыми лампами, и сиротливо нерасчехлённой мебелью, и частоколом опустошённых бутылок, что жмутся друг к другу, как герои пьес Чехова, и затянутыми в корсеты силуэтами прислуги, что устроят дуэль на венских стульях. Последний раз нечто подобное мы видели не то прошлым летом в Мариенбаде, не то на бульваре Сансет. И никто никогда не снимал так секс: гипнотически долгая сцена любви ближе к концу фильма так мучительно красива, что, увидев однажды, забыть её нельзя.

И если форма рождает содержание, то чем совершенней форма, тем сложнее содержание. В этом фильме повествовательная техника, торжественно неспешная, чем дальше, тем искуснее путает зрителя, и требуется определённое усилие, чтобы понять, о чём вся эта красота. Расстрел царевича в лесу – это, очевидно, история о прекрасной дореволюционной России, что пала навеки, но не только. Лесная сказка, в которой неясно, что произошло, и все видели разное – это ещё и грандиозная метафора краха любовных отношений. Потому что, когда ломается любовь, то уже невозможно разобраться, что случилось и кто виноват, и оба обвиняют друг друга, и каждый винит себя, а со стороны всё выглядит совсем непонятно, и все несчастливы и мучают друг друга, и никто не прав, и ничего уже не исправишь. Ровно это и происходит на экране – и когда ты понимаешь эту центральную метафору, то всё встаёт на свои места, а история оказывается кристально ясной и очень личной: это фильм о предательстве в любви, о смерти матери (и вместе с ней о безвозвратной утрате рая – той невинности, что была у нас в детстве), о старом мире, что скоро будет выметен прочь, и о непостижимой целительной силе искусства, которое всё – ложь, игра и тайна (но эти грёзы нам милее действительности) и которое одно только и способно защитить нас от жизни и утешить страх смерти.

Эти темы как по нотам разыграны актёрами, и все они дивно хороши: и герои сказки, и люди дворца, и деловитая княжна Анны Михалковой с прекрасным, как поле, лицом и ироничной чёлкой, и старая ведьма в исполнении великой клоунессы Аллы Демидовой, и вельможный князь Сергея Колтакова, что любил русалку, да так и не женился, и, конечно, придворная сказочница Светланы Немоляевой. В актрисе, которой часто доставались вторые роли (то жены Гуськова, то крашеной блондинки в жутких розочках, вечно с авоськами ходит), Хамдамов разглядел звезду масштаба великой Бетт Дэвис, женщину в боа, чистый Голливуд. Он нарядил её царственной красавицей fin de siècle и подарил эту большую роль – пожалуй, лучшую в её кинокарьере – с пронзительной финальной кодой: чтица откроет князю тайны земного рая, но сама так расчувствуется, что сбежит из дворца, в сад, под падающий снег – а ты, сдерживая закипающие у края глаз слёзы, вдруг ясно понимаешь, сколько надежды и какое великое утешение дарит раненому сердцу искусство.

Настолько прекрасный фильм по картинке и звуку, что становится не важен сюжет и роли актеров, просто сидишь и наслаждаешься моментом

Нет слов почти. Вышел из кинотеатра, как бездонным мешком по голове ударенный. Потому что это - совершенное воплощение Кинематографа, это магия настоящего чёрно-белого, это такое кино, о котором и не мечтаешь даже, настолько это невозможно хорошо.
Это магия, правда. Совершенно не представляешь, как можно ТАК придумать, ТАК снять, ТАК записать звук.
Главный герой тут - свет. Он сочится, искрится, растекается, живёт постоянно в кадре, и можно сделать стоп-кадр вслепую, на любом месте, и вы получите хорошую фотографию. Фотографам - смотреть просто обязательно.

Я обычно хлопаю, если кино понравилось. Но тут больше, чем просто понравилось. На титрах в зале никто не ушёл, но и когда прошёл последний титр - не было импульса аплодировать. Мы сидели, как загипнотизированные рыбы, слишком оглушённые, чтобы хлопать.

Ни один фильм за последние двадцать лет не нравился мне так. Двадцать лет назад это был "Мертвец" Джармуша. И пожалуй, это можно использовать, как референс - рискну сказать, что если "Мертвец" вам нравится, то и "Мешок без дна" - тоже ваш.

Спасибо всем, кто причастен к фильму.

Такое ощущение, что Рустам Хамдамов решил сразиться с Акиро Куросавой на его территории. И не проиграл.

Фильм-притча. Фантазия, в которой каждый увидит что-то своё, отличающее от мнения других. Даже читая русские сказки, кажущиеся понятными любому, все видят свой смысл. Знак, видимый только читателю. Так и в фильме, смотришь - словно на экране лес, по которому ты часто гуляешь. А в героях ты волей-неволей наблюдаешь черты себя. У всех нас есть свобода выбора. Быть разбойником или сказочным Принцем. Хотя, на худой конец можно остаться просто грибом, наслаждающимся йогой на лесной поляне.
Фильм-раздумье. О жизни. О своем пути, и поиске истины. Истины в вине. Или в написании книги на листках, которую захочется прочесть вслух необычному человеку.
Сегодня второй день проката. Не видел выходящих из кинозала зрителей, которых он бы не погрузил в мысли-рассуждения. Равнодушных точно нет. А понравится он - или нет ? Дак и сказки не всем нравятся.