Фильм

Рим, открытый город

Один из первых и основополагающих картин всего этого жанра – итальянского неореализма, обладающего рядом определенных особенностей, разработанных в том числе и в рамках этого фильма. Действие картины происходит в большинстве своем на улицах Рима, заваленного результатами вторжения и захвата власти фашистами. Сюжет картины разворачивается вокруг священника дона Пьетро, вставшего на путь сопротивления, коммуниста Манфреди, объединяющегося со священником, его бывшей пассии актрисы Марины, олицетворяющей собой всю падшую прослойку продажных аристократов, друга Манфреди – подпольного печатника Франческо, его невесте Пине и ее сыне Марчелло.
Вопреки тому, что фильм в основе своей построен на максимальном реализме, вплоть до сознательной документализации как сюжета, так и некоторых эпизодов, порой напоминающие скорее архивные съемки, чем постановочные кадры, картина полна с одной стороны - смешных моментов, а с другой - насквозь пропитана сильным драматическим эффектом. Шутки тут как из разряда ситуативных с черным юморком, например, как в эпизоде спасения пареньков от обнаружения бомбы и пистолета, до откровенно сатирических, вроде диалога в ресторане, когда два немецких солдата привели овец и заявили, что сами их забьют, на что ресторатор ответил «Ах, да, я забыл, вы же специалисты по убийствам».
Весь фильм эмоционально и выстроен вокруг подобных перепадов. За нелепым и смешным эпизодом идет страшная сцена пытки или убийства. Причем за самым смешным эпизодом следует как раз один из самых трагичных. Например, сначала Марчелло вместе с доном Пьетро оглушает старичка, чтобы «прочитать ему молитву», а потом становится свидетельством расстрела своей матери. Последний эпизод приобретает еще более мрачный оттенок после того, как оказывается, что только что арестованных мужчин тут же освобождают напавшие партизаны и смерть Пины, как и многие смерти на войне, оказывается напрасной.
Все, происходящее на экране, подчинено высокому, нарастающего с каждой минутой, эмоциональному напряжению. Нужно отметить, что атмосфера саспенса воссоздана режиссером мастерски. В сценах, требующих немедленного действия, идет порывистый, быстрый монтаж съемок с разных углов и ракурсов, вставляя сюда кадры из происходящих параллельно событий. В то же время, когда нужно показать неизбежную обреченность, Росселлини уверенно использует длинные планы.
Персонажи фильма однозначны в своей принадлежности к сторонам добра и зла. Положительные герои поступают правильно до конца, бросаясь под пули и не раскалываясь под ужасными пытками. Отрицательные – плохи настолько, что Росселлини явно наделяет немецкого офицера Бергманна чертами скрытого гомосексуализма, а в поведении его помощницы Ингрид, которая соблазняет Марину, явно прослеживаются лесбийские черты. Сама же предательница Марина, слаба во всех своих проявлениях. Ради опиума она идет на все, несмотря на то, что расплата очевидна, равно как и раскаяние. Впрочем, Росселлини уместно скрывает момент раскаяния Марины ее обмороком и последующим заключением в тюрьму. Ее использовали, не более того, как сняли с нее потом подаренную шубу. Раскаяние - не задача режиссера. Расплата – да. Впрочем, ведь даже Марина идет на предательство не в силу политических причин – ее обуревает демон опиума и мести.
Интересна и важна тема гетерогенной среды повстанческого движения. С одной стороны – откровенно левый коммунист Манфреди, с другой – представитель католической церкви дон Пьетро. Оба они – герои, сражающиеся в подполье против фашистских захватчиков не взирая на очевидные разногласия взглядов. Как говорит Марчело, цитируя своего друга: «Мы все должны объединиться ради одной цели». И цель эта – выгнать нацистов с территории родины. Учитывая, что пунктирной линией проходит история терактов детей и молчаливое неприятие оккупантов обычным народом, становится очевидно, насколько важно было именно для итальянского народа победа над фашизмом. Впрочем, вернемся к союзу коммунистов и церкви. Росселлини, несмотря на то, что показывает этот союз довольно прочным, делает несколько намеков относительно потенциального трения внутри подобного единения, которое треснет по швам, как только общий враг канет в небытие. Манфреди несколько раз довольно прохладно отзывается о религиозной подоплеке быта окружающих, подпольный печатник говорит о том, что «мы не можем прятаться от немцев в монастырях», явно намекая на то, что церковь выбрала слишком слабую степень борьбы с врагом, а Бергманн, во время допроса Манфреди говорит о том, что кончится война и его, вернувшиеся к власти монархисты, вряд ли поблагодарят. Пытается немец и примерно тем же приемом повернуть отношение дона Пьетро, напоминая тому, как относятся к церкви коммунисты.
Отдельного упоминания достойна и центральная сцена фильма – допрос Манфреди и дона Пьетро. Она интересна не только с позиции сюжета, но и в том плане, как она снята. Сцена сыграна в помещении, из которого, что символично, одна дверь ведет в пыточную, другая – в кафе, где развлекаются немцы. Это своего рода три разных мира. Центральная комната – своего рода чистилище, в котором ожидает своей участи дон Пьетро, подстрекаемый соблазнителем-дьяволом Бергманном. Кафе – рай, где звучит музыка, разливаются спиртные напитки и играют в карты. Пыточная – ад, в который помещен Манфреди и где сняты самые страшные кадры фильма. Причем сняты настолько здорово, что на долгие годы стали эталоном подобных сцен в мировом кинематографе. Резаным монтажом сделаны сами изнуряющие пытки и их результаты, но интересно так же то, что часть кадров снята на реакции дона Пьетро, на лице которого отражаются страдания его собрата. Удивительно еще и то, что когда Манфреди умирает от пыток, сцена и без того напоминающая библейские мотивы, финальным кадром Росселлини однозначно проводит мощную параллель между казненным коммунистом и распятым Христом, окончательно иллюстрируя фразу дона Пьетро, сказанную несколькими минутами ранее: «Все люди, что сражаются за свободу и справедливость, идут путем Господа».
Впрочем, в кафе тоже все не так уж гладко. Зашедший туда Бергманн напарывается на нелицеприятный монолог одного пьяного офицера, размышляющем вслух о неприятной правде жизни. О том, например, что немцы «засыпали трупами пол-Европы», но чего они добились, так это только ненависти. «Посмотрите, вот они – герои, а мы тогда кто? Зачем все это? Ради чего? Когда мы пришли во время первой мировой войны во Францию, я увидел таких же вот французов, которые молчали под пытками. Тогда я перестал понимать. Сейчас я понимаю еще меньше».
Финальная сцена подчеркивает ироничность, драматизм и символичность фильма. Ирония состоит в том, что расстрельную группу возглавляет тот самый офицер, который еще вчера пьяным рассуждал о тщетности насилия. Кроме того, в очередной раз Росселлини переводит действие в религиозный план. За расстрелом дона Пьетро сквозь решетку наблюдают и накапливают ненависть к захватчиком Марчелло, Ромолетто и прочие ребята, которые пару дней назад гоняли мяч с доном Пьетро и которого зверски на глазах у них расстреляли. Настроение будущего Италии показано без всяких полутонов. Лишь только на секунду вспыхивает надежда, когда казалось бы священник не умер. Остаются в памяти лишь последние слова дона Пьетро «Хорошо умереть это не трудно. Гораздо трудней хорошо жить».

Первый фильм неореализма, снятый через два месяца после освобождения Рима. В съёмках участвовали пленные немцы. Из него много позаимствовано в «17-ти мгновениях весны». Гестапо рыскает по городу в поисках участников итальянского сопротивления. Связной у подпольщиков – священник. Многие кадры выглядят предельно документальными. Расстрелы и пытки обыденны и кажутся каждодневной рутиной. Кадр, в котором подружка гестаповца забирает плащ из рук мёртвой женщины со словами: «Он ей больше не понадобится!» – стал классикой, как и сам фильм... Со списком фильмов о войне, которые редко попадают в телеэфир можно ознакомиться на сайте StrangeFil.org